Не желая обременять эмигрантскую кассу (которая, кстати сказать, часто была пуста), большевики-эмигранты упорно искали работу, брали ее, какова бы она ни была: давали уроки, занимались переводами, перепиской на машинке, перевозкой мебели, мытьем автомобилей. Даже товарищи, имевшие серьезную специальность, жестоко страдали от нужды. Например, семьи двух товарищей-врачей, имена которых хорошо известны в нашей стране, жили в крайней нужде. Речь идет о покойных старых большевиках — Н. А. Семашко и М. Ф. Владимирском; последний одно время зарабатывал на хлеб развозкой молока ежедневно с 5 часов утра (русский аттестат врача не признавался во Франции). Для квалифицированных рабочих-большевиков находилась работа, но им нередко мешало незнание французского языка.
Присутствие Ленина в Париже и общение с ним товарищей сыграло огромную роль в сохранении революционного большевистского оптимизма в этих тяжелых условиях. Вот почему так грустно восприняли мы летом 1912 года известие об отъезде Ленина из Парижа, хотя мы были рады, зная, что Ленин переселяется поближе к русской границе.
Своим здоровым морально-политическим состоянием большевистская группа резко отличалась от других эмигрантских групп в Париже. Один видный член эсеровской партии однажды сказал мне: «Почему вы, большевики, отличаетесь от всех? Когда встречаешься с вами, то чувствуешь, что у вас есть какое-то особое внутреннее содержание, особенная сплоченность, свой особый мир».
Да, у нас был особый мир. Это был мир большевистской партии. Мы готовились к новой революции. Несмотря на труднейшие условия революционного подполья, партия в России была уже великой силой, которой принадлежало будущее. «Особый мир» большевиков был ни на один день не прекращавшаяся борьба нашей партии за новую революцию. Уверенность в ее неизбежности и близости отличала большевиков от всех других эмигрантских групп.
ЧТО ДЕЛАЛ ЛЕНИН В ЛОНЖЮМО ПОД СКИРДОЙ
Несмотря на всевозможные препятствия российского правительства, большевики набирались сил. Правда, это были уже не те большевики, которые за идею были готовы идти в ссылку, в тюрьму. Многие из новоиспеченных революционеров при аресте тут же раскалывались. Таких людей Ленин называл провокаторами и призывал бороться с ними беспощадно.
А вот как вспоминает про те годы Крупская:
«Уже конец 1910 г. прошел под знаком революционного подъема. Годы 1911–1914 были годами, когда вплоть до начала войны, до августа 1914 г., каждый месяц приносил факты нарастания рабочего движения. Только рост этого движения совершался в иных условиях, чем рост рабочего движения перед 1905 годом. Он совершался на базе опыта революции 1905 пода. Пролетариат был уже не тот. Он многое пережил — полосу забастовок, ряд вооруженных восстаний, громадное массовое движение, пережил годы поражения. В этом был гвоздь вопроса. Это ярко сказывалось во всем, и Ильич, впивавшийся в живую жизнь со всей страстностью, умевший расшифровывать значение каждой фразы, сказанной рабочим, удельный ее вес, чувствовал всем своим существом этот рост пролетариата. Но, с другой стороны, он знал, что не только пролетариат, но и вся обстановка уже не та, что была раньше. Интеллигенция стала уже другой. В 1905 г. широкие слои интеллигенции всячески поддерживали рабочих. Теперь было не то. Характер борьбы, которую поведет пролетариат, был уже ясен. Борьба будет жестокая, непримиримая, пролетариат будет сбрасывать все, что будет стоять на его пути. И нельзя будет бороться его руками за куцую конституцию, как того хотела либеральная буржуазия, не даст рабочий класс сделать ее куцей. Он поведет, а не его поведут. Да и условия борьбы стали другие. Правительство царское тоже имело за плечами опыт революции 1905 г. Теперь оно опутывало всю рабочую организацию целою сетью провокатуры. Это были уже не старые шпики, торчавшие на углах улиц, от которых можно было спрятаться, это были Малиновские, Романовы, Брендинские, Черномазовы, занимавшие ответственные партийные посты. Слежка, аресты — все делалось правительством не наобум, а строго продуманно.
Такая обстановка была настоящим садком для выводки оппортунистов самой высокой марки. Курс ликвидаторов на ликвидацию партии, передового, ведущего отряда рабочего класса, поддерживался широкими слоями интеллигенции. Ликвидаторы как грибы росли и справа, и слева. Каждый кадетишка ладил плюнуть по адресу нелегальной партии. Нельзя было не вести с ними бешеной борьбы. Условия борьбы были неравные. У ликвидаторов — сильный легальный центр в России, возможность вести широкую ликвидаторскую работу в массах, у большевиков — борьба за каждую пядь в тяжелейших условиях тогдашнего подполья.
1911 год начался с прорыва цензурных рогаток, с одной стороны, с энергичной борьбы за укрепление партийной нелегальной организации — с другой. Борьба началась внутри заграничного объединения, созданного январским пленумом 1910 года, но скоро перехлестнула через его рамки, пошла своим путем.