Интонация. Александр Сокуров

Практически в каждой сцене наряду с главными действующими лицами (указанными в партитуре) присутствуют «немые» персонажи, не принимающие участия в действии, но заставляющие взглянуть на показанные события совсем под иным углом. Назовем это мотивом наблюдателя. Так, в эпизоде с галлюцинацией Бориса мы видим, помимо самого царя, еще и Федора. Присутствует мальчик и во время разговора Бориса с Шуйским (Шуйский, впрочем, тоже подглядывает за Борисом, но это традиционное решение, без которого не обойтись). Тот факт, что ребенок становится свидетелем мук своего отца, насыщает эти сцены особым трагизмом. Фактически именно Федору приходится отвечать за дела Бориса, и в то же время он оказывается заложником той непростой ситуации, которая сложилась в русской истории: в этом эпизоде мальчик впервые видит неприглядную изнанку власти. Без такой сцены была бы невозможна кульминация трагедии, когда умирающий Борис буквально вталкивает Федора на трон.

Наблюдатели есть и в других эпизодах: скажем, в сцене с шинкаркой мы видим глухонемого слабоумного юношу, а объяснение Самозванца с Мариной Мнишек происходит в саду, через который проходят гости с бала. И здесь логично провести параллель с первыми тремя фильмами из тетралогии о власти («Молох», «Телец», «Солнце»), в которых мотив наблюдателя становится одним из основополагающих. Сокуров постоянно подчеркивает, что люди, облеченные властью, не могут остаться наедине с собой или со своими близкими — за ними постоянно подсматривают, постоянно следят. Дом, в котором живет Ева Браун и куда приезжает Гитлер со свитой, со всех сторон окружен солдатами, контролирующими происходящее через прицел винтовки. Охрана замка видит самые низменные проявления властей предержащих, и от взора безмолвных и неперсонифицированных наблюдателей не укрыться. Все, что может Ева Браун, — бессильно бросить дерзкий жест куда-то в воздух (поскольку она не знает, за каким именно кустом сидит снайпер). В Горках, где доживает свои последние месяцы Ленин, шпионят, кажется, все — даже те, кто формально призван только прислуживать вождю пролетариата. В «Солнце» слуга императора, который боится даже в глаза ему посмотреть, подглядывает за ним в самый интимный момент — когда Хирохито одержим жуткими видениями. Как здесь не усмотреть параллель с «Борисом Годуновым», где царь также оказывается под взором наблюдателя во время своих кошмаров?

Однако было бы несправедливо утверждать, что в «Борисе Годунове» Сокуров лишь дублирует собственные кинематографические находки. На самом деле мотив наблюдателя в опере наделяется даже более широким концептуальным значением, чем в фильмах. Это проявляется в финальной сцене. Помимо царя, бояр, Федора и Пимена, там присутствует безмолвный писарь (летописец?), который невозмутимо стенографирует события, фиксирует историю, разворачивающуюся на его глазах. Таким образом, Сокуров увеличивает эффект отстранения и предлагает нам взглянуть на эти трагические моменты с позиции историка (а писарь — это разве не историк в данном случае?). А кроме того, показывает, что на Борисе и его приближенных свет клином не сошелся — это всего лишь люди, которые умирают, сменяют друг друга на различных постах, а жизнь продолжается. И здесь мы переходим ко второй режиссерской идее постановки — условно назовем ее концепцией непрерывности времени.