Интонация. Александр Сокуров

В своем творчестве Купер опирается на классическую традицию — абстракционизм, кубизм и прочие измы XX века ему чужды. В ностальгических работах художник как будто смотрит сквозь годы, в век XIX, не стилизуя, но «состаривая» изображение, созданное по классическим канонам. Самый очевидный предшественник художника — это Тёрнер, туманные пейзажи которого имеют то же свойство, что и мрачновато-ностальгические работы Купера: вроде все предметы изображены точно, но на первом месте атмосфера. Финальный кадр сокуровского «Солнца», созданный по эскизу Купера, выглядит абсолютно по-тернеровски: это панорама города с высоты птичьего полета, через облака мягко освещенная первыми лучами солнца. Интересно, что этот образ, казалось бы инспирированный Сокуровым и тесно связанный именно с фильмом «Солнце» (восходящее солнце как отсылка к названию фильма и Стране восходящего солнца, а также как метафора новой эры, которая началась для Японии после поражения во Второй мировой войне и отставки Хирохито), корнями уходит в воспоминание Купера времен его молодости. Еще до своей эмиграции Купер побывал на тихоокеанском побережье — на острове Курильской гряды Шикотан. Вот как художник описывает свои впечатления: «Пейзаж, который открылся перед моими глазами, был фантастичен и в то же время знаком. Он напоминал, скорее всего, кадры фильмов Антониони или картины Тернера. Плотная завеса молочного тумана обволакивала все вокруг: и сопки, и низкие барачные постройки, и, совсем далеко, побережье Тихого океана. Сквозь пелену местами прорывалось солнце. Крабозаводск, так назывался поселок, будто плыл в этом мареве. Он еще не проснулся и от этого казался необитаемым. <…> Океан показался мне другим, потусторонним миром, похожим на подобие рая. Что сразу потрясло мое воображение, так это эффект коэффициента видимости. Он, этот эффект, заключался в размытости знакомых очертаний, что придавало всему пейзажу налет загадочности и божественности, как при эффекте сфумато. Чем ближе я спускался к побережью, тем больше и больше эффект усиливался. Я шел по деревянному настилу. Хотелось как можно быстрее ступить на песок. Я не мог объяснить себе тогда возникшее чувство тайного восторга. Думаю, это чувство испытывает ученый перед открытием. Ученый, который годами мучительно пытается найти решение научной проблемы. В моем случае это была воздушно-туманная пелена, полупрозрачный занавес. Своей светопрозрачностью он будто приглашал меня всматриваться в этот неземной пейзаж».

Эта стилевая перекличка с Тернером у Купера не случайна. Опора на классическую живопись — еще одно качество, несомненно объединяющее творчество Купера и Сокурова. Недаром они оказались настоящими единомышленниками и в работе над фильмом, и — особенно — в театральной сфере, но каждый при этом остался самим собой.

Юрий Купер: «Сокуров — как белая ворона сегодня»

Где и когда вы познакомились с Сокуровым?

Я познакомился с ним на моей выставке в Питере. Его пригласил Паша Каплевич[43]. Там Сокуров увидел мои работы. Ну а он для меня всегда был одним из наиболее выдающихся режиссеров, автором глубоких и серьезных фильмов. Я мечтал с ним работать и сказал ему об этом. Сначала он пригласил меня на фильм «Солнце». Там я занимался в основном компьютерной графикой — работал с группой молодых ребят, которые помогали мне делать сцену бомбежки Токио. Саша попросил меня придумать такие самолеты-рыбы, я нарисовал эскизы, а потом уже в Питере переносил с ребятами все это в компьютерную графику.

Помимо сцены бомбежки, в «Солнце» есть еще два очень выразительных, визуально насыщенных эпизода: проезд императора Хирохито по разбомбленному Токио и финальный кадр, где из дымки проступают контуры горы. Это тоже ваши работы?

Да. Для сцены проезда я делал макет Токио на пустыре размером в сто квадратных метров, а для финала — вот эту гору с летящими птицами.

В какой степени Сокуров вмешивался в художественный процесс?

Саша довольно скрупулезно относится к картинке. Какие-то вещи он правил на моей работе, уже даже не на эскизе, а на финальном изображении этой горы — например, он мазал объектив вазелином, добиваясь нужного ему эффекта. То есть даже мою живопись он улучшал.

А вас не смущало такое вмешательство в ваше произведение?

Нет, потому что он это делал правильно. Если бы на его месте был какой-то идиот, я бы улыбался, но он видит, как это надо делать.

После «Солнца» вы с ним не работали над фильмами?

Нет, только над театральными постановками. Он не предлагал работать в кино.