Театральные планы Сокурова с Ростроповичем не удалось воплотить в жизнь, зато дружба с этой великой семьей отразилась на кинематографическом творчестве режиссера — причем в большей степени это связано даже не с Ростроповичем, а с Галиной Вишневской. Легендарная прима главного театра страны, крутого нрава которой до последних дней побаивались коллеги, не только поддерживала Сокурова в его оперных начинаниях, но и абсолютно доверяла ему в кинематографической работе. Первым примером такого доверия стал документальный фильм «Элегия жизни» про Вишневскую и Ростроповича, вышедший в 2006 году. Открывается картина изображением сосредоточенно жующей Вишневской — на банкете в честь их с Ростроповичем золотой свадьбы. Неожиданный, может, даже в чем-то немилосердный образ. Но еще более жестоко Сокуров поступает по отношению к Галине Павловне во время интервью для «Элегии жизни», которое оказывается вовсе не про жизнь, а про смерть. Деликатно, но настойчиво режиссер расспрашивает Вишневскую про потерю сына (певица лишилась своего первенца во время Великой Отечественной войны, ей тогда было 18 лет). В этом трагическом диалоге (точнее, монологе, направляемом режиссером) певица выходит из своего привычного амплуа, волевым усилием сдерживает, маскирует слезы и целую бурю эмоций.
Но главной проверкой их отношений и доверия друг к другу стал фильм «Александра», где почти 80-летняя Вишневская сыграла драматическую роль, никак не связанную с ее оперной карьерой. Ее героиня — бабушка Александра Николаевна — приехала навестить внука, служащего в Чечне. «Александра» продолжает линию военных фильмов Сокурова («Духовные голоса», «Повинность»), но исследует тему воинской службы, прифронтовой жизни с совершенно неожиданной стороны, поскольку боевых действий как таковых здесь нет. Однако есть ощущение тотальной неправильности самой этой ситуации, когда пуля, прилетевшая невесть откуда, может оборвать любую судьбу, когда мирная жизнь должна теплиться в условиях тотального разрушения, когда два народа существуют бок о бок в состоянии недоверия и ожесточенности.
Персонаж Александры Николаевны — вестник из другого мира, где нет войны. Это символ родственного тепла, безопасности, родины. Из великой певицы, царственной примадонны, легендарного борца с несправедливостью советской власти Сокуров лепит свою Родину-мать, но отнюдь не воительницу, а слабую, постаревшую женщину. Ее сила — в любви к внуку. И этот мотив роднит «Александру» еще и с дилогией «Мать и сын» / «Отец и сын». Можно было бы назвать эту картинку «Бабушка и внук» — но ее тема шире, поскольку родственная любовь Александры Николаевны распространяется не только на собственного внука, но и на всех, кто волею судьбы оказался в этом месте, — от его сослуживцев до чеченской женщины и паренька-проводника. Все они в одной лодке. «И плыть нам вечно, и жить нам вечно». Вот только спасительным ковчегом здесь может стать не искусство и история, а сострадание и попытка понять друг друга.
Александр Сокуров. «Я смотрю на нее — и вижу русскую государыню»[46]
Можно сказать, что с Вишневской я был знаком всю жизнь — ведь у родителей дома были ее пластинки. В нашей семье не очень знали о существовании Ростроповича, а вот о том, что Вишневская есть на этом свете, всегда знали. Еще до личного знакомства с ней я несколько раз ловил себя на мысли о том, что было бы прекрасно поработать с ней. Меня тянула вот эта ее душевная статность, какой-то внутренний камертон.
А однажды в моем доме раздался телефонный звонок, и я услышал совершенно знакомый мне голос — это был Ростропович. Я не мог поверить, что он мне звонит. Он предложил мне ставить с ним «Хованщину» в «Ла Скала». Потом мы встретились в Петербурге у них дома — Ростропович пригласил меня на ужин.
Картошечка, водочка… Галина Павловна разливала борщ по тарелкам, и это был очень сердечный вечер. В тот момент, когда я пересек порог ее петербургского дома, она меня обняла — и сразу появилось такое чувство, как будто мы с ней давно были знакомы. Они с Ростроповичем вели себя очень просто, по-человечески, как будто не было никаких статусных расстояний. Это было какое-то чудо. Я ушел оттуда с прекрасным чувством. Я увидел настоящую русскую культуру, настоящий русский дом и вот то великое качество высокой интеллигенции, высокой знатности (образно говоря, не в смысле дворянства). С тех пор я уже неоднократно бывал в доме у них, мы вечерами сидели, разговаривали…
Там же у меня возникла мысль сделать документальный фильм «Элегия жизни» о Ростроповиче и Вишневской. Они согласились на это с радостью, уделяли съемкам большое внимание, много времени потратили — и он, и она. Специально приезжали ради этого в Петербург. И я видел, как складывается жизнь в их большом многоэтажном доме, похожем на дворец. Как Ростропович репетирует, а она его ждет…