Интонация. Александр Сокуров

Это не проект, это жизнь. Это означает, что я в своей жизни смог преодолеть очень большие для себя физические границы, и это означает, что мне удалось доброе дело сделать, которое на самом деле нужно. Скажем, если бы это было сделано в Москве или Петербурге, то смысла в этом было бы раз в сто меньше, чем там, — для судеб людей, конкретных судеб. Русские ребята не очень нуждаются в мастере, в каком-то проводнике по жизни, им не нужна помощь, они все циничны, «сами с усами», что называется. А там я попал в условия, где увидел, что моя помощь нужна и только я могу помочь. Когда шли экзамены, набор студентов, я подумал, что риск просто грандиозный, потому что изначальный уровень образованности, культуры был очень низок. И это мягко сказано. Мне кто-то из педагогов, кто набирал в Петербурге, в Москве, говорят еще жестче про своих абитуриентов с Северо-Запада, из центра страны. Ну, там упрощало только то, что они не знали, кто такой Сокуров, никогда не смотрели фильмов моих и совершенно не понимали, что это за профессия. В каком-то смысле это нужно было больше не им, а университету. Это было абсолютно правильное и гражданское, и политическое, и профессиональное поведение ректора, потому что он выбрал абсолютно верный путь: надо прервать вот эту паузу и создать нечто качественно новое. В итоге мы подарили республике — Кабардино-Балкарии — группу очень хорошо образованных молодых людей с пробужденным интересом к культуре, с хорошими знаниями, по каким-то отдельным направлениям с очень хорошим профессиональным результатом. Из двенадцати дипломных работ там есть пять или шесть блестящих. То есть я в их возрасте работать так не умел. Совершенно честно говорю[51].

Их работы лучше, чем то, что вы сделали в Горьком?

Конечно. Ну они другое поколение, они люди, которые все же как-никак телевизор смотрели. У современного человека очень многое сидит в подкорке. Современный человек хочет — не хочет, а умеет монтировать. Сказывается гигантский опыт просмотра кино и телевидения. Ты смотришь телевидение, и каждый раз это очередной психофизический тренинг твоего воображения и твоих способностей.

Но, может, не очень хороший тренинг?

Да. Но складывать изображение, монтировать, собирать его — это сидит в подсознании. У нас этого не было. Мы смотрели немного кино, и мы что-то смотрели из телевидения, которое тогда было весьма примитивным. Даже видеозаписи не было, когда я начинал. А сейчас все есть. Но важно, чтобы этих ребят не задушили и чтобы сами они бездельем своим не набросили себе удавку на шею. Надо сейчас работать, писать, писать, писать, писать… Какое-то время я буду им помогать.

А есть какие-то большие вещи, которые вы еще мечтали бы сделать?

Есть, конечно. Но я не буду говорить. Боюсь, что они не сложатся. Шансов очень мало. И в кино, и в остальных делах… Мы даже синематеку не можем создать в городе. О чем мы говорим…

Ну а ваша градозащитная деятельность?

Она дает результаты, дает. Не в той степени, как хотелось бы, но вот так от нас отмахнуться трудно. Впрочем, я думаю, что они смогут найти способы устранить нас и физически, и иначе, потому что мы сейчас очень сильно мешаем нескольким московским корпорациям. Им придется что-то такое предпринять.

Эта ваша деятельность началась с башни Газпрома?

В основном да. На самом деле немного раньше, но тогда я был скорее пассивным наблюдателем. Мы делали с телеканалом 100ТВ фильм о градостроительных ошибках, о сносах, двадцать фильмов сделали. Но пик был в работе с Матвиенко, которая почувствовала необходимость в этом, потому что конфликт был такой острый, что… А сейчас губернатор, который есть, тихий человек, безвольный и абсолютно не желающий учиться[52]. Он не знает градостроительной терминологии, и его это не интересует. Он вникает в ситуацию, только если мы начинаем скандалить особенно активно — пикеты, суды… Чиновники были удивлены моей Государственной премией, они все думали, что при моей вот такой политической «антигосударственной» деятельности это невозможно, и я сам удивлен этому. Очень удивлена администрация города, и она не знает, как себя со мной вести. Они же все знаки ищут. Президент подписывает премии, лично вручает, и они не понимают, что это за знак. Наградили человека, который отказывается быть в избирательном штабе Путина, отказывается поддерживать ситуацию в Крыму, на Украине, протестует против некоторых экономических действий, против дел в сфере культуры, против платы за образование и так далее. То есть моментов совпадения политической позиции с властью практически нет — или мало. Поэтому для чиновников это полный хаос. Они не понимают, что со мной делать.

Вы чувствуете себя петербуржцем?