За день до демонстрации Антон Антонович играл в своем кабинете в шахматы. Вернее, не играл, а на шестидесяти четырех клетках он разыгрывал предстоящие события, как шахматную задачу, им самим же составленную, где все фигуры носили имена противников генерала. Он очень любил эту игру, вырабатывающую способности к анализу ситуации и требующую относиться к противнику как к равному. Его противником был белый король – Самсон. Ему генерал отдал первый ход.
Калигула, находящийся в этот время в кабинете патрона, с неподдельным восхищением наблюдал за игрой генерала СБ Мостового с вице-губернатором Антоном Антоновичем.
Казалось бы, в чем сложность партии, когда все ходы противника заранее тебе известны. Но генерал знал из практики, что в вариантах решения шахматной партии, даже спланированных заранее, возможен непредусмотренный ход противника. Особенно он побаивался ходов чужого ферзя (в просторечии – королевы), фигуры, которая способна ходить по всему полю без всяких ограничений.
«Кто знает, какие еще интриги, стремясь вернуться во дворец, планирует белая королева в своей милой головке? – думал генерал. – Видимо, все-таки придется на ней жениться…»
Он достал из кармана бриллиантовое кольцо, подаренное корнетом.
– Вчера она хотела быть первой леди, – произнес он вслух. – А сегодня может захотеть стать первым лицом.
– Вполне возможно, ваше превосходительство, – Калигула понял, о ком говорит генерал. – Она хитра, как все умные женщины.
– Дело идет к концу, Ваня. Любая мелочь помешать может. Заводи-ка машину, поедем к тебе в имение.
– Вы имеете в виду в имение Далилова? – переспросил Калигула.
– Я не оговариваюсь, полковник.
Новоиспеченный помещик быстро вышел из кабинета, не скрывая радостной улыбки.
– Проведешь Диану в оранжерею. Но так, чтобы Самсон вас не видел, – велел генерал Калигуле, когда машина уже подъезжала к имению.
– Самсона нет, он в городе, проверят маршруты колонн.
– Тем лучше. Поторопись, у нас мало времени и много дел.
Услышав от Калигулы, что Антон Антонович ждет ее, Диана махнула пуховкой по лицу, подкрасила губы и, набросив на плечи оренбургский платок, направилась через двор в оранжерею.
В оранжерее Антон Антонович срезал цветы и составлял букет, как учили когда-то гейши. Заметив Диану, генерал вручил ей букет, опустился на колено и достал из кармана коробочку.
Диана поняла, что происходит, и ее пробила дрожь. Она открыла коробочку.
– О боже, какое красивое!..
– Двадцать карат, – улыбнулся генерал. – Оно ваше. Как знак того, что я помню о своем обещании.
– Вы делаете мне предложение?
– Да. При свидетеле.
Диана с сомнением взглянула на Калигулу: «Ну, какой он свидетель?! Завтра, если Антон захочет, скажет, что ничего не видел и не слышал!»
– Я хочу венчаться. В церкви, с гостями.
– Обвенчаемся. Священник Арсений нас обвенчает, – согласился генерал.
– Хорошо.
– Запомни, полковник, – сказал Мостовой Калигуле, поняв, что Диана все еще не доверят ему. – Диана – моя невеста и будущая супруга генерал-губернатора.
– Очень приятно. – Калигула поцеловал руку Диане. – Рад служить вам, ваша милость.
– Поцелуйте своего жениха, мадам, мы сейчас уезжаем. А вы соберите вещи и будьте готовы к переезду во дворец, – сказал генерал. – У вас белое платье есть?
– Да.
– Не забудьте его уложить сверху, чтобы потом долго не искать.
И, не дожидаясь поцелуя, генерал стремительно вышел из оранжереи. Калигула последовал за ним, и Диана осталась одна. Она прислонилась к дверному наличнику, и из ее глаз потекли непрошеные слезы. Когда-то она представляла себе это событие, его волнующую торжественность, нежную музыку и ласковые слова мичмана, которые должны звучать в эту минуту. А все произошло так прозаично и скоропалительно, действительно – за минуту. Мог бы хоть сам надеть кольцо ей на палец…
Она вновь открыла коробочку, достала кольцо и надела его. Кольцо оказалось впору.
«Льешь слезы по глупостям, которыми напичканы мечты юных девочек, а это жизнь, – подумала Диана. – На прощание с романтическими бреднями тебе подарили бриллиант в двадцать карат, целое состоянии. Будь довольна, мало кому выпадает такая удача».
Диана смахнула слезы и этим движением стерла из памяти облик юного моряка.