Интриги дядюшки Йивентрия

– …отринуто доверие, жизни дар осмеян. Сколь низко пали нравы! Велика же жажда ваша до жизни звериной. Предательство и насмешка! Не держит ли Заячий Ручей руку черных стен Хлейнглогта? Отвечайте!

– Да? – неуверенно промямлили из-под скамейки.

– Не принял ли Заячий Ручей дар жизни от герцога Януша вир Тонхлейна?

– Да… – чуть уверенней и в несколько голосов отозвался зал. Несколько человек выползло из-под скамеек.

– Помните запах крови Хозяина всех стай Заячьего Ручья?!

– В крови он! В крови он!

Йозефик сделал вид, что кусает запястье, и воздел вверх руку с зажатыми в ней окровавленными затычками для носа. Статуя за ним повторила его жест, но только без затычек для носа. Арена не предусмотрела необходимости снабжения своих статуй затычками для носа.

– Кого вы чувствуете?

– Хозяин!!! Хозяин!!! Хозяин!!!

Внешняя оболочка Йозефика оставалась, пожалуй, такой же монументальной, как и статуя рядом. Внутреннее же содержание трепетало, как кисель. Вид пусть и неполных трибун, ликующих при виде его персоны, внушал Йозефику какое-то гадливое чувство страха. Зачем ему все эти люди? Бросить их в жернова своих прихотей? Напоить их кровью свои амбиции? Ничего этого не хотелось совсем, но они-то этого жаждали.

– Я Хозяин. Я повелеваю, – безапелляционно заявил Йозефик, и толпа взорвалась:

– Да! Вот теперь заживем!

– Ату их!

– Постановления «Свода усих Правил да Закону» в жизнь!!!

– А откудова у ей корова, спрашивается?

– Принести вещь госпожи, что зовется Сьомириной Похлада, и думать забыть ее судить. Я повелел!

Аморфные призывы к повиновению были встречены толпой куда благосклоннее. Необходимость конкретных действий, которые были никак не связаны с перераспределением соседских благ, вызвала недоуменное разочарование, которое в любой момент могла превратится в возмущение. Лихо воздвигнутый Йозефиком столб власти покачнулся. В таких случаях нужно было либо трусливо ретироваться, что ни к чему хорошему не привело бы в силу злопамятности масс и их звериной природы, либо прибегать к террору. Свежеиспеченный тиран Заячьего Ручья не хотел, чтобы его покусали подданные.

– Комиссар Вальж! Внесите в зал суда украденное у госпожи Сьомирины Похлада имущество.

Толпа замерла на пике своих патриотических убеждений и медленно раскачивалась, готовая в любой момент принять диаметрально противоположную сторону по отношению к фигуре Йозефика. Комиссар Вальж, однако, со счастливой многослойной улыбкой быстрым шагом вышел из зала. Вир Тонхлейн понял, что надо тянуть время до его возвращения.

Какой фантастический бред он нес, вообразить невозможно. Это была квинтэссенция лжи с нотками шокирующей исторической недостоверности. Его речь умудрилась не пересекаться с действительностью ни в одной точке. Она накрывала ее непрозрачной яркой пеленой героических баллад и громадными плитами литературных штампов. Вскоре заваленная этим хламом реальная история взаимоотношений Заячьего Ручья и герцога вир Тонхлейна перестала существовать в умах зрителей. Йозефик создал в сознании людей такой яркий и великий образ своего предка, что сам перед ним померк. Он сам, таким образом, создал огромную проблему в обществе. Зрители в зале разбились на две примерно равные группы янушистов и виртонхлейнистов. Первые признавали только божественную фигуру герцога Януша вир Тонхлейна и спешно организовывали сбор средств на постройку посвященного ему храма. Вторые признавали монархическое право династии вир Тонхлейнов и уже распределяли между собой придворные должности. Естественно, и те и другие были фанатиками. Общество кипело возмущенными разумами и предлагало различные способы отнять все у соседей и отдать достойным, то есть, естественно, оставить себе. И как положено в такой кутерьме, появился тот, кому соседская корова была безразлична, а вот занять место вир Тонхлейна хотелось до одури.

– Он не вир Тонхлейн! Он не потомок светлого Януша! – кинул семена сомнений в оба лагеря солидный мужчина с забинтованным ухом. Он перепрыгнул ограждение и, морщась, враскорячку зашагал по песку арены. – Это обычный проходимец, которому только и надо, что народ наш обобрать. У него же на лице написано, что он подослан из Бамли. Вон он как на корову Жахе смотрел!

Арена была беспристрастна и поровну наделяла стоящих на ней людей сверхъестественной харизмой. Теперь взгляды зрителей переманивал на себя этот одноухий человек. Йозефик высокомерно посмотрел на него:

– Кто ты такой? По какому праву ты обвиняешь вир Тонхлейна?

– Я Витнус Амех, а вот ты кто такой? – с вызовом ответил тот.

– Должно быть, ты глуп, раз не помнишь, кто я такой. Я Йозефик вир Тонхлейн! И я в своем праве!

– И как ты можешь это доказать? – ехидно осведомился Витнус Амех. – Меня-то тут каждая собака знает, а вот…

– Каждая собака? – громко переспросил Йозефик и шепотом добавил: – Сударь, вы отныне политический труп.

С лепестков в Витнуса Амеха полетели плохо закрепленные на своих местах предметы. Виртонхлейнисты и янушисты объединились ради противостояния внешней угрозе.

– Сам ты собака!

– Слыхали? Он нас псами шелудивыми назвал!