– В такие вещи не веришь. Ни до, ни после. Я плакала и просила отца проснуться, хотя только что сама с трудом вытащила его обгоревшее тело из очага. От него пахло жарким, которое иногда готовила мать. Не веришь, когда смотришь в упор на обломки костей, торчащие из самого дорогого лица на свете. Не замечаешь, что ногам стало тепло потому, что на них льется кровь твоей матери. Внимание куда-то переключается. На любую мелочь, которая когда-то могла казаться безумно важной. Я нашла свой браслет с камнями. Он вывалился из кармана отца, когда я его вытаскивала. Я надела его и стала совсем взрослой.
Неприятие спасает. Но длится оно недолго. Плотину прорывает, и все это дерьмо, которое просто не может быть правдой, валится на тебя со страшной скоростью. Я справилась. И пришла в Заячий Ручей за правосудием. Здесь убийца моих родителей, и я пришла требовать суда над ним.
Сьомирина гордо вскинула голову и безразличным взглядом обвела зрителей.
– Горящий дом, приют, годы поисков – все почти стерто из памяти. Знаете, что я помню лучше всего?
Над ареной за спиной Сьомириной медленно поднялись два изувеченных лица с распахнутыми в пустоту глазами. Жуткий утробный голос, который никак не мог ей принадлежать, провозгласил:
– Лучше всего я помню лица своих родителей. И как я кричала.
И тут Сьомирина закричала. Повинуясь кошмарному, разрывающему горло крику, две маски смерти рванулись на зрителей. На лепестках началась настоящая паника. С тонким повизгиванием только что такие довольные зрелищем зеваки пытались убраться подальше от страшного голоса. Кого повалили в давке, зажимали уши и корчились, молотя пустоту ногами. Везунчики лезли наверх и переваливались через край лепестков. Судья Амех наклонил голову, как огромный недовольный зверь, которому пытается угрожать сбрендившая полевка. Он громыхал молотком об стол, призывая толпу к порядку, но безрезультатно. Такое безобразие остановить невозможно, пока оно само не выдохнется.
Сьомирина резко замолкла и спокойно вернулась за стол. Она налила стакан гадкой теплой воды и выпила большими глотками. В ее выражении лица было столько безмятежности, что его было впору соскабливать и продавать в бутылках как успокоительное. Йозефик смотрел на нее со смесью ужаса и… Впрочем, ужас был ни с чем не смешан. Он судорожно гладил прижавшегося к его груди испуганного Йойка и мечтал отделиться от этого места не только расстоянием, но и временем. И, пожалуй, парой бутылок самого лютого рома. Ежедневно в течение всей оставшейся жизни. Позже он очень удивился, когда не обнаружил у себя седых волос.
– Есть какие-нибудь вопросы, господин адвокат? – как ни в чем не бывало спросила Сьомирина.
Йозефик постарался сделать вид, что сохранил самообладание во время феерического финала речи Сьомирины. Он тщательно прокашлялся и подрагивающими руками отодрал от себя Йойка, который, будучи зверем, не имеющим оснований гордиться логичностью своего мышления, тут же спрятался на руках существа, которое его только что и напугало.
– Кхм… Кхм… Так, получается, родители звали тебя Поганкой…
– Да у вас дар, господин адвокат, отделять зерна от плевел. Я все это рассказывала, только чтобы объявить во всеуслышание, что родители звали меня Поганкой.
– Зачем?
– «Эй ты, которая моя дочь» – звучит как-то не по-семейному, – строго ответила Сьомирина.
Зрители постепенно приходили в себя. Их число, конечно, сильно сократилось из-за выпавших за лепесток. Многие, в основном с детьми, пошатываясь, спешно покидали зал суда. Судья Амех продолжал молотить по столу, но его производительность труда постепенно падала, а потоотделение, напротив, выдавало три дневные нормы. Вконец умаявшись, он махнул рукой серым охранникам, и те неуверенной походкой отправились наводить порядок, хотя сами в нем не пребывали.
– Я еще не вполне уловил суть судебного процесса. Что это за фокусы с голосом прокурора и что, всем богам псов на палке, это за шоу вы устроили?
Сьомирина посмотрела на Йозефика как на не очень умного собеседника и призадумалась, как бы донести до столь примитивного создания прописные истины.
– Это место когда-то было театральной площадкой. Раньше этого города здесь была крепость времен Доминатората Егисии. Чтобы храбрые воины не скучали, сюда привезли песок из Мигрензи, который очень чутко реагирует на эмоции и мысли. И воздух тут особый. Чудесное место, если бы еще не эти конструкции Глюкло…
Йозефик почувствовал себя как в родном университете на лекции и сладко зевнул, нагло глядя в глаза продолжавшей разъяснения Сьомирины. Она увлеклась и уже начала рассказывать об экономических и политических проблемах Доминатората Егисии времен правления Палепония Егисиира, которые вынудили снять гарнизон и всю крепость по камешку и перенести ее поближе к метрополии, но тут она заметила восьмой дерзкий зевок и сердито умолкла.
– Это очень интересно, правда, но как это поможет мне помочь вам? – спросил Йозефик и посмотрел на лепестки, на которых уже почти навели порядок. – Есть инструкция к этому всему бардаку?