Интриги дядюшки Йивентрия

Внутри сердце рыболовной компании Паскара Фыча выглядело куда благопристойнее. Сарай, конечно, был захламлен, но захламлен аккуратно. Ящики, ломившиеся от различных запчастей из разных исторических эпох, стояли ровными рядами и щеголяли выведенными противной розовой краской номерами. Одна из стен была завешена старыми латаными-перелатаными сетями. На водных воротах висела целая коллекция спасательных кругов, которым не удалось успешно справиться со своим предназначением ни разу. В углу вросла в пол громада архаичного, но надраенного до блеска газолина. Паскар поколдовал с ним, и тот будто нехотя пробудился и мерно застучал расшатанным поршнем. После того как рыбак опустил здоровенный рубильник, под потолком с хлопками и дребезгом зажглись музейные лампы. Паскар развернулся и развел руки, приглашая гостей восхититься его владениями.

– Очень впечатляет, – из вежливости сказал Йозефик.

Паскар гордо кивнул. Лично его впечатляло собранное им самим по крупицам барахло, и он надеялся в скором времени при помощи инструментов и насилия заставить эти агрегаты работать как единое целое, и что самое главное – рыболовецкое.

Сьомирина задумчиво крутила в руках маленький штурвал красного дерева с латунными накладками.

– Паскар, вы уверены, что что-то из этого подойдет к автомобилю?

– Заставим, если понадобится! Не терпится приступить. Ну-с!

Паскар хлопнул в ладоши и решительно подошел к машине. На этом запал кончился.

– Мда.

– Не надо было этого дурака деревенского слушать. Только время потеряли. Он, как пить дать, только и хотел, что вашу колымагу в свой гадючник уволочь, пока ее другие оборванцы по винтику не растащили, – злобно пробурчала вдова Гренн со своих саквояжей. – Что ж делать… Бросайте ее, и пешком пошли.

Никто ее не слушал. Йозефик, чтобы насильно вдохнуть в приунывшего рыбака трудовой задор, снял пиджак и закатал рукава рубашки. Сьомирина шикнула, как недовольная кошка, когда он кинул ей пиджак.

– Предлагаю начать с двигателя, сударь, – сказал Йозефик и распахнул изуродованный капот.

– Ну и месиво! Что это за розовая дрянь? Боги, ну и вонь!

– Это от вжига. Нам пришлось один пузырек влить.

– Пузырек? – Паскар выпучил глаза. – И вы живы? И автомобиль еще на ходу был после этого? Вот это вещь. Ладно, если эта бедняга пережил вашу эксплуатацию, то и мой ремонт переживет. Приступаем.

Паскар прикатил антикварный сундук на колесиках. Покрытые патиной скобы и потемневшие от времени доски настоятельно рекомендовали заключить в его недра золотые монеты, жемчуга да каменья, а никак не разношерстные инструменты; некоторые из них чаще применялись для удаления аппендицита или еще чего ненужного у крупных морских млекопитающих. Небольшая брезентовая сумочка со стоматологическими инструментами для акул пугала бурыми пятнами.

Облачившись в брезентовые дубовые комбинезоны, Йозефик и Паскар принялись за работу. Их варварские методы вызвали бы негодование, переходящее в эпилепсию, у любого любителя техники. Первые полчаса они долбили молотками по остеклованному клубничной дрянью двигателю и всем попадавшимся под руку агрегатам. Печальный звон металла и хруст крошащегося клубничного стекла наполнили сарай и окрестности. Постепенно Йозефик вошел в раж. Покрытый розоватой пудрой, он молотил по обреченным механизмам, особо не целясь. Рыбак едва успел перехватить виртонхлейновскую руку до того, как его кисть вместе с похожими на будильник часами чуть не размозжила виртонхлейновский молоток.

Двигатель освободился из клубнично-стеклянного плена. Можно было приступать непосредственно к ремонту. Паскар, увидев нездоровый блеск в глазах юного вир Тонхлейна, отправил того со всей возможной тактичностью под брюхо автомобиля выколачивать дурь из выхлопной системы, а сам бережно принялся за двигатель. Однако нежные чувства он испытывал недолго и вскоре начал блажить во весь голос и активно использовать кувалду и лом.

Сьомирину утомил грохот, ругательства и другие проявления мужского начала. Она выскользнула за ворота, уселась на стапеле и стала за неимением лучшего любоваться молочной грязью тумана. Морской стылый воздух заставлял ежиться снова и снова. Ей все это не нравилось. Хотелось натянуть на себя толстый безразмерный свитер, закутаться в пушистый плед и сидеть у окошка с кружкой горячего пряного вина. В тех смутно виднеющихся домиках с тусклыми окнами, должно быть, так хорошо. Постепенно с заползающим за шиворот туманом в ее душу прокрадывалось желание, которое до этого было противно ее душе. На набережную стали стягиваться аборигены. Они прогуливались тесно сбившимися парочками, или же, в случае семейств, глава семьи с гордо выставленным животиком вел за собой выводок, как мать-гусыня. При встрече люди обменивались старыми шуточками, доставшимися им в наследство от далеких предков. Слов было не разобрать, Сьомирина слышала только благочестивое бормотание. Вдруг она поняла, что совсем не прочь остаться в Ацедьё навсегда. Обустроиться в маленьком уютном домике с видом на гавань. Главное, чтобы окна были проконопаченными, а шторы толстыми.