Оказалось, Женька был настоящим футбольным асом. После его появления на баскетбольной площадке местные хлопцы стали наведываться к нам всё реже. Мы разделились на две команды. Женька прилично изматывал нашу слаженную команду, и под вечер об удовольствиях иного плана как-то не думалось — до того момента, как в нашу часть на неделю поселили школьников. Их согнали для не то для прохождения курсов гражданской обороны, не то просто поиграть в войнушку. Скорее всего, сами их начальники не знали, что с детками делать. Поставили палатки, загнали туда по десять человек и бросили их на произвол судьбы. С пятьдесят бывших восьмиклассников слонялось днем по территории, ничего не делая и лишь отвлекая меня от работы. Сосредоточиться на стендах, которые Якубович хотел видеть в своем тыловом кабинете, не было никакой возможности. Воцарившаяся жара заставляла мальчишек оголиться. И вот эти молодые тела целыми днями фланировали по части, нагоняя на меня бешенство. Вечерами они поигрывали в футбол. Я лишь смотрел на резвящихся юношей, а потом удалялся в каптерку — и дрочил, дрочил, дрочил… Ромка однажды наведался, трахнул, но успокоения это не принесло. Хотелось молодого тела, но где его возьмешь?! Близок локоть, да не укусишь…
Тот теплый июньский вечер был для будущих солдатиков последним. Я долго убирался в кабинете Якубовича, освобождая место для свежеиспеченных своих шедевров. Скопилось много мусора и, как повелось, я отправился в бильярдную беседку сжигать его в урне. Так было удобнее, и возможностью не бежать на свалку всегда пользовались те, кто убирался в штабе. Я захватил с собой кий с шариками, чтобы процесс горения остатков жизнедеятельности Якубовича воспринимался веселее. На огонек пришел белобрысый мальчишка из разряда тех, что доктор прописал — Валерка. Классный маленький барсучок! Блики от костра летали по его юношескому лицу, грязному от сегодняшних футбольных сражений. Я заметил его давно: слишком уж он напоминал Кирилла внешне. Но в шахматы, как оказалось, не играл. Начальники вручили ему жалкое подобие автомата, выстроганного еще в школе на уроках труда из дерева. Я успел уже пройтись по его начальникам: лень им, мол, было зайти в „Детский мир“ и купить автоматы поприличнее! Валерке было стыдно за своих учителей. Он даже попытался их оправдывать, когда я предложил поучить его играть в бильярд. Фонарь, тускло освещавщий внутренности беседки, молча наблюдал, как я, показывая самые простые удары, беззастенчиво лапал мальчишку. Отложив деревянное оружие, Валерка увлеченно постигал азы игры, в то время как мои руки сновали в опасной близости от его лобка. Они бы и залезли внутрь, но я пока сомневался в умении юноши хранить военные тайны. Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды — это я уже по Стивенсону в лучшем переводе…
Обычно все свои представления о морали хлопцы обнаруживали в моей каптерке. Соответствие этих представлений Моральному кодексу строителя коммунизма не подвергалось сомнению только до первого стакана горячительного напитка. В этот вечер был „Бифитер“ польского разлива. Юношу не пришлось уламывать попробовать джин. Он с радостью показал, что справляться со стаканами ему удается лучше, чем с бильярдными шарами. Глаза его налились теплотой и негой после второй дегустации огненного напитка.
— Слушай, не пойму я никак: с чего это вздумалось вашим учителям отрывать вас от каникул, от баб любимых, наконец, чтобы тащить играть в войнушку?
— Не знаю. Говорят, у них это есть в планах на год…
— Тяжело, наверно, столько времени без любимой? Она-то хоть имеет место быть?
— Ну… да…
— Да, здорово! Нам в этом отношении куда сложнее. Сидим в этой армии сраной, только дрочиловкой и остается заниматься. А ты часто дрочишь?
— Да нет… Так, когда делать неча…
— Ну ничего, в армию пойдешь, узнаешь… На прошлой неделе тут такая телка попалась… Драл ее всю ночь! — я врал не только беззастенчиво, но и с долей самовнушения.
Коитус предстал перед моими глазами, и на это живо среагировало мое мужское естество. Никакой четвертый стакан не мог погасить желание сделать это… Сейчас и здесь!.. У Валерки аналогичный по счету прилив можжевелового огня, казалось, заменится моментальным соитием с Морфеем. Я продолжал, боясь, что охранник лагеря „педерастающего поколения“ может оставить пост часиков этак на десять:
— Так вот, телка так подмахивала, что аж дух захватывало. Грудищи — утонуть в них можно! Села на меня, задница трясется… Кстати, на этом столе это и было. Слушай, а ты никак возбудился?..