Инвестор

– Роман Игоревич, а чем вы в лихие девяностые занимались? Уж простите великодушно. Сами знаете, что мы, адвокаты, даже любопытнее следователей.

Олейник нервно потер висок.

– Гляжу, вы и дома в перчатках, – негромко заметил адвокат.

– Да-да, – рассеянно проговорил Роман. – Кожа реагирует даже на электрический свет. Вы спросили про девяностые.

– Да.

– С конца восьмидесятых до середины девяностых я жил в Индии, – сказал Роман. – Мой отец был дипломатом. Потом я работал бухгалтером в риелторской компании. Когда родители умерли, снова уехал на Гоа. Полюбилась мне тамошняя атмосфера. Было в этом что-то загадочное, притягательное. Лишь в две тысячи седьмом году я вернулся в Россию.

– Понятно. Что ж, благодарю за то, что уделили мне время, – произнес Павлов. – Всего хорошего.

– Всего хорошего, – эхом отозвался Роман.

Око за око

Телефон теперь звонил редко, и Черемесов встрепенулся, услышав знакомые трели.

«Лена?»

Он все еще не мог отойти от внезапной ссоры с супругой, с надеждой схватил мобильник и скривился, увидев номер матери, высветившийся на экране.

«Мне сейчас не до тебя», – мрачно подумал он, с явной неохотой принял вызов и услышал:

– Сережа? Здравствуй, сынок!

– Привет. Как ты, мама?

– У меня все хорошо. Только…

– Что-то случилось? – с тревогой спросил Черемесов.

– Сегодня с утра приезжали какие-то люди, интересовались нашим домом. Я ничего не понимаю. Сережа, они сказали, что наш участок выставлен на продажу! Это правда? Или какая-то ошибка?

«Кретины! – подумал Сергей. – Прежде чем ехать, нужно было звонить».

– Я тебе потом все объясню, мама, – ответил он, стараясь придать голосу успокаивающий тон. – У меня сейчас некоторые сложности на работе.

– Ты решил продать наш дом?

Черемесов закатил глаза и глубоко вздохнул, мысленно призывая себя не сорваться.

– Это не телефонный разговор. Да, дом придется продать. Мне срочно нужны деньги.

– Но как же так? – Пожилая женщина растерялась.

Новость о продаже загородного дома явно оказалась для нее пренеприятным сюрпризом.

– Ты мог бы предупредить меня! Что у тебя произошло? Какие-то неприятности по работе?

– Я не могу говорить на эти темы по телефону, – процедил Сергей. – Если кто-то еще будет приезжать, дай мой номер.

– Сережа…

Он не дал ей договорить.

– У тебя все, мама? Извини, у меня очень много дел.

Разговор оборвался, но Черемесов еще целую минуту безмолвно смотрел прямо перед собой.

– Когда все это закончится? – прошептал он.

Маргарита Петровна была ошарашена.

Их дом продают?

Как? Почему?! Что могло произойти, раз ее родной сын пошел на такой отчаянный шаг? Конечно, ей есть где жить, и без крыши над головой она не останется, но… Женщина привыкла к уюту этого дома, к садовому участку, к клумбам с роскошными цветами. Она самозабвенно вкладывала во все это свою душу, отчего решение Сергея показалось ей кощунственным, чуть ли не преступным.

Пытаясь привести мысли в порядок, Маргарита Петровна еще раз позвонила сыну, но тот сбросил вызов.

– Да что ж у него произошло-то? – пробормотала пожилая женщина.

Она бесцельно ходила по комнатам, вновь и вновь прокручивала в памяти странный разговор, и тут раздался звонок в дверь. Маргарита Петровна неприязненно взглянула в окно.

«Наверное, покупатели», – решила она, и внезапно ее охватило чувство невыносимого одиночества.

Маргарита Петровна заспешила наружу. При этом она поймала себя на мысли о том, что после новости о продаже коттеджа ощущает себя постаревшей лет на десять.

Пока женщина семенила к воротам, звонки сменились настойчивыми ударами.

– Иду! – крикнула она, торопливо щелкнула замком, открыла дверь и увидела перед собой двух крупных кавказцев.

За их широкими спинами маячила подержанная «Нива».

– Добрый день. Вы по поводу дома? – робко спросила Маргарита Ивановна.

– Сергей Черемесов ваш сын? – с характерным акцентом поинтересовался один из них, и она кивнула.

В груди у нее ворочалось, разрасталось что-то нехорошее, по коже пробежала крупная дрожь.

– Все вопросы по продаже дома к нему, – сухо произнесла женщина и уже намеревалась закрыть дверь, как второй незнакомец положил ей на плечо свою громадную руку.

Ладонь была загорелой, с исцарапанными костяшками и черной каймой под ногтями.

– Ваш сын попал в аварию, – произнес он. – Просил, чтобы вы приехали в больницу.

Маргарите Ивановне показалось, что земля уходит из-под ее ног.

– Сын? Сережа? – дрогнувшим голосом переспросила она, замотала головой, начала испуганно пятиться назад. – Этого не может быть! Это ложь! Я только что говорила с ним! Кто вы такие?!

Кавказцы переглянулись. Тот, который спрашивал о сыне, сделал шаг вперед и сграбастал Маргариту Петровну, словно тряпичную куклу.

– Нет! – ошеломленно проговорила она, когда ее потащили к «Ниве». – Что вы делаете? Нет, отпустите! – Из легких старушки уже готов был вырваться крик, но тут на ее голову обрушился громадный кулак.

Тело Маргариты Петровны обмякло, и вокруг все померкло.