Инвестор

– Нам всем пришли одинаковые сообщения, – напомнил Николай, слегка умерив пыл. – Никому не приходило в голову, почему так вышло? Кому все это выгодно?

– Банкиру. Забрал этот гаденыш все бабки, а потом руки на себя наложил, – пробурчал Джафар.

– Твои данные устарели, – подал голос Черемесов. – Банкира грохнули. Прыгнуть из окна ему кто-то помог.

Николай и Джафар обменялись недоуменными взглядами.

– У меня есть информация, что менты завели дело после его смерти, – продолжил Сергей. – Так что все не так просто. Нас всех кто-то подставляет. Изощренно, профессионально. Если бы мы не договорились о встрече и перемирии, то тут сейчас валялись бы трупы.

– Мне постоянно намекают на мои грешки, которые числятся за мной аж с девяностых, – медленно проговорил Николай. – Сейчас я остался без работы и денег, да еще и в долги залез по уши. Жена перестала мне доверять. У нас сплошные ссоры.

Черемесов сцепил пальцы в замок и сказал:

– Мы сейчас все примерно в одинаковом положении.

– У вас хоть жены целы, – с унылой обреченностью произнес Джафар. – Мне тоже кажется, что все это дерьмо из прошлого тянется. Кого мы не усмирили?! Кто сейчас, спустя двадцать лет, мести хочет?

На какое-то время на кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь порывами ветра за окном.

Первым прервал паузу Коршунов.

– Единственное, что нас троих объединяло, так это перевозки левого товара, – сказал он. – Помните? Тогда с нами в одной связке еще трудились Банкир и Ермоленко. Не забыли этого перца? Бывший мент.

– Вот именно, что бывший, – проворчал Черемесов. – Двинул кони пару недель назад.

– Откуда ты все знаешь? – спросил Абиев, подозрительно глядя на него.

– На днях сюжет видел в новостях. Мол, бывший участковый спился и захлебнулся в ванне. Жил в нищете, и все такое.

– Может, его тоже хлопнули? – предположил Николай.

Сергей пожал плечами и проговорил:

– Все остальные, кто тогда с нами крутился, уже на том свете. Кто сам ласты склеил, кому помогли. Думаю, ты, Коля, это хорошо помнишь.

Коршунов хмуро молчал. Как ему не помнить этот случай в частной клинике в ту пасмурную ночь? После устранения Назарова, мешающего им, распухшее лицо этого покойника преследовало его целый год в ночных кошмарах.

– Короче, что мы будем делать? – задал он вопрос. – У нас большой выбор, если судить по этим одинаковым сообщениям. Покончить с собой, оставить все как есть, либо завтра вечером совершить экскурсию в Покров, к заброшенному заводу.

– Я поеду, – не раздумывая сказал Джафар. – Я сделаю все, чтобы спасти Самиру. Даже если мне придется встать на колени и отречься от своего имени.

– Я согласен, – вторил ему Николай. – Как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Еще неделя такого расколбаса, и я сойду с ума.

Теперь он и азербайджанец не сводили глаз с Черемесова. Тот медлил.

– Если идти, то всем вместе, – добавил Коршунов.

– Мне, в общем-то, уже нечего терять, – сказал Сергей и грустно улыбнулся. – Что изменится, если я туда пойду? Ко мне вернется жена? Меня восстановят на работе? Мне вернут потерянные деньги?

– Как знаешь, – бросил Коршунов. – Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как мою жизнь стирает ластиком какой-то сумасшедший ублюдок. Даже если нас всех там убьют.

– В сообщении сказано, чтобы каждый пришел поодиночке, – заметил Абиев.

– А ты и придешь один, – сказал Николай и холодно улыбнулся. – И я приду один. И Серега придет один, если согласится. А возле завода мы вдруг неожиданно встретимся.

– Добро, – произнес Черемесов. – Если уж подыхать, так всем вместе. Утром отвезу мать к сестре, в Голицыно, потом сюда. Не возражаешь, Джафар?

Джафар не возражал.

Последние приготовления

Роман Олейник осторожно вынул из потертого конверта виниловую пластинку и несколько секунд рассматривал ее с нескрываемым благоговением.

«Истинный раритет», – промелькнула у него мысль, и он испытал удовлетворение, какое может ощутить нумизмат, наконец-то наткнувшийся на недостающую монету для своей коллекции.

Кое-где виднелись едва заметные царапины. Время неумолимо, пластинке все-таки почти сорок лет! Но к счастью, на качество звука это почти не влияло.

Роман аккуратно положил ее на проигрыватель, после чего опустил тонарм на внешний край диска и попал иглой точно в паз канавки. После секундной паузы гостиная наполнилась неповторимым звучанием «Реквиема», траурной мессы Моцарта.

Роман мог слушать это произведение бесконечно.

Он подошел к террариуму, стоявшему на комоде, где среди декоративных коряг сидел громадный паук. Самка африканского птицееда застыла в неподвижности. Она напоминала каменное изваяние, одновременно ужасное и прекрасное.

– Страх смерти хуже, чем сама смерть, – вспомнил Роман слова Джордано Бруно.

Он снял крышку с террариума, вытащил наружу предметы интерьера, оставил лишь гравий. Паук не шелохнулся.