Инвестор

После этого Олейник отнес террариум к столу. Там в полукруглом аквариуме сидел еще один мохнатый монстр ярко-рыжего окраса. Самку австралийского птицееда Роман приобрел совсем недавно. Управившись с тараканом, который был ей подкинут час назад, паучиха безмолвно таращилась через стекло своими восемью немигающими глазами.

– Пусть победит сильнейший! – провозгласил Олейник, вываливая рыжего паука в террариум.

Тот скатился вниз, словно жутковатый колобок, и тут же расправил лапы. Черный птицеед заметил, что у него гости, напрягся, угрожающе приподнял передние лапы. Вздыбившиеся волоски членистоногих тварей напоминали кончики острейших игл. Через мгновение пауки бросились друг на друга.

Губы Романа тронула усмешка. Его пальцы потянулись к опасной бритве, лежащей рядом с террариумом. Он раскрыл тускло блеснувшее лезвие и плавно провел им по прозрачной стенке, за которой шла жестокая схватка.

– Мы, люди, устроены точно так же, как и вы, девочки, – тихо сказал он, продолжая рисовать невидимые узоры бритвой. – Готовы разорвать друг друга при любой возможности. Не раздумывая. И если в вас это заложено инстинктом с древнейших времен, то мы, двуногие уроды, зачастую делаем это ради удовольствия или от скуки.

«Что ощущает человек, когда ему рассекают горло так, что кровь бьет фонтаном из перерезанных артерий? – подумал он. – Наверное, ничего. Он даже не успевает испугаться, ему просто больно. Ему трудно дышать, он хрипит, его легкие заполнены кровью, перед глазами темнеет, мозг начинает угасать…»

Он не спеша прошествовал в холл, подошел к зеркалу и начал придирчиво разглядывать свое отражение.

– Думаете, я вас боюсь? – проговорил Олейник, выставив вперед бритву, как указку. – По-вашему, мне страшно? Вы ничего не знаете. – Роман глубоко вздохнул. – Трагично не то, что человек умирает, а то, что в человеке умирает при жизни. Так говорил Альберт Швейцер. Иногда человек встречает смерть в таком состоянии, что ничего светлого в нем уже не осталось, – продолжил он, аккуратно складывая бритву. – Он похож на старый, высохший, дырявый бурдюк, ни на что не годный. И смерть брезгливо плюется, видя такого клиента. Но что поделать, работа у нее такая. Смерть не избирательна, приходит ко всем одинаково – что к больному бродяге, валяющемуся в канаве, что к жирному депутату, задница которого не помещается на двух креслах. – Олейник вернулся в гостиную, убрал бритву в карман брюк.

К тому времени рыжий паук уже одержал неоспоримую победу и восседал на издыхающем сопернике. Черный птицеед все еще вяло сучил лапами, но это уже были конвульсии.

– Естественный отбор, что поделать, – заметил Роман. – Со времен пещерного человека ничего не поменялось.

Он накрыл террариум крышкой и взглянул на часы. Почти десять вечера.

«Котельный завод, конечно», – пронеслось у него в голове.

До встречи оставались ровно сутки.

В плену

По телевизору транслировался очередной сериал про сыщиков, которые ловили преступников. Те, в свою очередь, в самый последний момент сплошь и рядом ускользали от них, и все повторялось. Док, практически не спавший прошлую ночь, осилил лишь половину серии, задремал, как только фильм прервался на рекламу, но тут же услышал слабый стук в дверь, вздрогнул, выругался вполголоса и поднялся с кресла.

– Какого лешего? – слегка охрипшим голосом пробурчал он, направившись к запертой комнате. – Чего надо?

– Пожалуйста. Мне нужно в туалет, – раздался дрожащий женский голос.

Док фыркнул, повернул ключ, распахнул дверь.

Самира, жена Джафара, сидела на полу, неуклюже поджав ноги. Они, как и запястья, были замотаны липкой лентой.

Док зевнул.

– Я ведь тебя водил уже, – недовольно сказал он. – У тебя недержание, что ли?

– Мне опять надо, – пролепетала Самира.

Ее лицо, некогда миловидное, было бледным и припухшим от слез, губы дрожали.

Док вздохнул, извлек нож из кармана джинсов.

– Три минуты, – предупредил он, рассекая скотч. – Задержишься или закроешься изнутри – вышибу дверь и накажу.

По щеке женщины скатилась слезинка. Она с молчаливой покорностью кивнула.

Док схватил Самиру за локоть, потащил ее к туалету, прикрыл за ней дверь и встал рядом.

Наконец послышался шум спускаемой воды, и женщина робко вышла наружу.

– Иди на кухню, – велел ей Док. – Время ужинать.

– Я не голодна.

– А я и не спрашивал, голодна ты или нет, – заявил он. – Я сказал, что время ужинать. Давай шевелись.

Тяжело дыша, Самира присела на краешек стула. Ее груди, набухшие молоком, судорожно вздымались, громадный живот выпирал так, словно роды должны были начаться с минуты на минуту.

– Когда вы меня отпустите? – тихо спросила она, пока Док заваривал лапшу быстрого приготовления.

– Когда придет время, – последовал ответ.

– Но я чувствую, что воды скоро отойдут!

– Ну и что? Я тебе помогу, – беспечно произнес Док, перемешал лапшу вилкой, достал из холодильника черствую буханку белого хлеба и отломал горбушку. – Ешь! – приказал он, двигая в сторону замершей женщины дымящуюся миску и хлеб.

Самира замялась.

– Я не могу.

– Ты не можешь, а твой спиногрыз может. Жри, или я запихну это все в тебя сам! – пообещал Док.