Иные песни

Поскольку ритуал является самой сильной формой, двор имел вид треугольника. Звери выходили с севера, танцоры ожидали под южной стеной. Их натертые горячими маслами тела лоснились в блеске вечномакины, приводящей в движение эту часть Лабиринта. Пан Бербелек приостановился на мгновение на второй террасе, под алыми арозами сада, проплывавшего как раз над двором. Публика свистела и хлопала в ладоши, когда танцоры перескакивали над страшными животными и заново организовывались в новые формации еще до того, как чудовища успевали снова набрать разгон. Играла музыка. Пан Бербелек нервно царапал шрам на шее; прикосновение кируффы, пускай и сотканной из легчайшего земного шелка, к тому же и не застегнутой, раздражал распаленную кожу. Продавец жар блок убрался с дороги, лишь только перехватил его взгляд. Пан Бербелек шел в туче холодного гнева; бродячие собаки, о которых он даже и не подумал, чтобы отогнать их пинком, убегали, скуля, будто их ударили. На третьей террасе происходили танцы другого рода, хотя и под ту же самую музыку. Здесь он тоже приостановился — эти движения и ритм были ему незнакомы. Лунные обычаи сохранили в себе нечто из натуральной дикости и жестокости, которые предшествовали времена цивилизации и кратистосов, и следы которых невозможно стереть из Формы человека. В тени, под деревьями, продавцы разливали в этхерные кубки и чаши пылающее вино. Здесь, в свою очередь, на мягкой траве и теплой земле, танцевали босиком под мелодии флейт, барабанов и китар. Какое-то торжество, свадьба, рождение, молитва Госпоже, праздник плодородия? Распознать не удавалось, он был здесь чужим. Светловолосая лунянка в непристойно короткой юбке, открывавшей чуть ли не половину икры, протанцевала к пану Бербелеку, присела в легком реверансе, заговорщически улыбаясь, и потянула его в центр круга. Это было настолько неожиданно и настолько не соответствовало его нынешней морфе, что он инстинктивно поднял руку для удара, но с огромным усилием сдержался. Женщина показала ему движения, повела под музыку, в какой-то степени даже навязала ему собственную Форму, что Иероним даже ответил сухой усмешкой на ее улыбку. Они лавировали между других танцоров. Женщина присматривалась к землянину с возбуждающей наглостью — широко раскрытые, немигающие глаза и таинственная усмешка. Через минуту пан Бербелек уже перестал отсчитывать шаги и отмерять про себя ритм. Вокруг ее левого соска кружил этхерный перстенек, в столкновении с белым шелком кируффы издающий протяжный свист и пробуждающий в ткани волны невидимых искр, дополнительно раздражавших кожу Иеронима. Потом они пошли под пепельные деревья, где он выпил пламенного вина. В медленно вращавшемся кратере кубка смешивались жидкость и огонь, не до конца различимые, так что Иероним до конца не был уверен, что же стекает по его гортани. Он даже не вспотел. И тут дрожь прошла по его спине. Светловолосая лунянка прильнула к его боку, поцеловав его в щеку, еще до того, как он успел повернуть голову, подняла к своим устам его руку и укусила в запястье, тут же присосавшись к ране. Пан Бербелек повалил женщину на землю, облил огнем. Та лишь усмехалась, облизывая губы.

— Она пометила тебя, вошла тебе в кровь, всегда вас узнаю, ты умрешь ради нее.

Пан Бербелек пнул ее и, не оглядываясь, ушел.

Та что-то еще кричала вслед, но он не понимал слов, искаженных лунным акцентом.

На четвертой террасе было немного людей, здесь уже начинались лабиринты жилых беседок. Музыка осталась за паном Бербелеком, он стряхнул с себя ее форму. Начал шепотом ругаться по-вистульски. Замолк, лишь прижав раненное запястье к губам — намерение было другим, но точно так же пил горячую кровь; соленая, железистая мазь клеилась к языку. Нет, теперь уже поздно, яда Иллеи не отсосешь. Он шел, глядя на небо, пытаясь выстроить в голове спутавшиеся созвездия вечномакин по отношению к Земле и пытаясь вычислить, где, в связи со всем этим, находится теперь Амазонская Спираль, квартал в четвертом Лабиринте, где своей рощей владеет Омиксос Жарник — ибо именно там остановился пан Бербелек на время визита у Иллеи Потнии. Или, возможно, до конца жизни. Плененный! Стратегос Луны, ха-ха! Он сплюнул кровью.

Пляски небесных перпетуа мобиле окончательно закружили ему голову, присел в первой из открытых беседок. В их заросших паровыми вьюнками стенах были оставлены отверстия для каменных блоков с вырезанными на плоской вершине шахматными досками; фигуры ждали, расставленные на своих позициях. Это был Лабиринт Шахматистов. Едва пан Бербелек присел, в отверстии над каменной доской появилась худая детская рука. Иероним поколебался, но сунул руку в карман и бросил мальчишке (а может и девчонке) самую мелкую иллейскую табличку.