Инженер страны Советов

Она сидела за столом и штудировала очередной учебник по хирургии, когда в груди вдруг резко кольнуло и показалось, что сердце сжали в холодных тисках. На лбу выступил холодный пот и Таня без чувств сползла со стула на пол. Домработница Берии, проходившая в тот момент мимо её комнаты, увидела её, лежащую на полу, и начала громко звать на помощь. Совместно с подбежавшим охранником и Нино Теймуразовной Таню бережно уложили на кровать. В этот момент она очнулась и прошептала непослушными губами;- С Мишей что-то случилось.

Татьяна уже знала, что её муж жив и воюет в тылу у немцев. Лаврентий Павлович сказал, что он совершил какой-то подвиг и что его представили к званию Героя Советского Союза. А ещё Берия сказал, что скоро Миша вернётся в Москву и они, наконец-то увидятся. И вот сейчас она ясно почувствовала, что её любимый находится буквально между жизнью и смертью.

Пришедший доктор осмотрел её и, покачав головой, сказал; — Ну что же вы, голубушка, так разнервничались. Вам в вашем положении нервничать не положено. Тем более вы, как будущий врач, должны это и сами прекрасно знать. Вам о ребёнке надо думать. Так что оставьте все свои тревоги и дурные мысли и поспите. Сейчас для вас сон это лучшее лекарство.

Уснуть кое-как получилось, а вечером в её комнату зашёл Лаврентий Павлович.

— Татьяна, Михаил жив, но тяжело ранен. Перед самым вылетом начался артобстрел и ему осколком повредило позвоночник. Его уже доставили в Москву и сейчас оперируют в Центральном госпитале. Сам Николай Нилович Бурденко оперирует, а это человек с золотыми руками. По словам врачей состояние Михаила тяжёлое, но стабильное. Так что всё будет хорошо. А вы берегите себя. Как только разрешат врачи, думаю, мы с вами, Таня, вместе навестим вашего мужа в госпитале.

Сквозь серое вязкое ничто я чувствовал тряску, откуда-то из непомерно далёкого далека доносились непонятные голоса. Иногда накатывало забытьё и тогда даже те крохи сознания, что ещё теплились во мне, отключались. Боли я не чувствовал, было лишь ощущение, что тела у меня вообще нет. А может так оно и было и я просто умер? И вообще, сколько я уже здесь, в этой серой мгле? Минуту? Час? День? Вечность? Иногда серая пелена в сознании немного развеивалась и я вдруг ощущал, что мне в рот льётся какая-то жидкость. В такие мгновенья я вдруг понимал, что раз ощущаю это, то значит всё ещё жив. Я судорожно глотал, не чувствуя вкуса, и вновь погружался в серость. Порой меня куда-то несли и я словно плыл по волнам, иногда переворачивали и я краем сознания ощущал прикосновения. Иногда эти прикосновения приносили боль, но чаще от них становилось легче. Мыслей не было вообще никаких, лишь звенящая вязкая пустота.

Первое, что я увидел, когда пришёл в себя, была…темнота. В первое мгновение я даже испугался, что ослеп. Я даже ощутил волну адреналина, прокатившуюся по телу от осознания этого печального факта. Однако постепенно, когда глаза немного адаптировались, я начал различать отдельные предметы интерьера, которые попали мне в поле зрения.

Например абажур, свисающий с потолка. Всё же свет немного пробивался откуда-то у меня из-за изголовья. Я попытался вздохнуть с облегчением и. не мог. Всё тело было словно заковано в броню. Блин, да я даже пошевелиться не могу. Лишь спустя некоторое время я понял, что весь, от шеи до пояса, упакован в гипс. Это что же со мной такое приключилось? Я смог вспомнить только вспышку взрыва на аэродроме в Кобрине и сильный удар в спину и больше ничего. Боли я, как ни странно, не чувствовал. Впрочем я вообще своего тела ниже шеи не чувствовал. Это что, я теперь так и останусь на всю жизнь парализованный? Да ну её нафиг, такую жизнь!

Утром проснулся от звука шагов. Кто-то подошёл к изголовью и что-то там делал. Я слегка кашлянул, привлекая к себе внимание. Казалось бы такой пустяк, кашлянуть, а сил у меня это отняло столько, словно я вагон угля лопатой перекидал.

Тут же в поле зрения появилось женское лица. По видимому медсестра, о чём говорили белая шапочка на голове и белый же халат. Увидев, что мои глаза открыты и смотрят вполне осмысленно, она отпрянула и только звук быстрых шагов, почти бега, показали, что обладательница белого халата побежала докладывать о моём пробуждении.

Вскоре у моей кровати стоял довольно пожилой доктор и внимательно смотрел на меня через стёкла круглых очков.

— Да, батенька, напугали вы нас. Мы уж и не чаяли, что вы очнётесь. Вы, можно сказать, уникальный случай; четыре месяца пролежали без сознания.

Во, блин, делаю успехи. Что-то я с каждым разом всё дольше и дольше в отключке нахожусь. Пора прекращать эту порочную практику. Хотел в таком духе ответить доктору и не смог. Из горла вылетел лишь чуть слышимый хрип.

— А вот этого, молодой человек, не надо, — заметил мою попытку доктор, — Вы ещё слишком слабы, чтобы разговаривать.

Так что давайте так; я буду задавать вам вопросы, а вы мне глазами отвечайте. Если да, то один раз моргните, если нет, то дважды.