Инженер страны Советов

Перевертывался в гробу,

Чтоб солдатский портрет в крестах

Взял фашист и на пол сорвал

И у матери на глазах

На лицо ему наступал…

Если ты не хочешь отдать

Ту, с которой вдвоем ходил,

Ту, что долго поцеловать

Ты не смел, — так ее любил,—

Чтоб фашисты ее живьем

Взяли силой, зажав в углу,

И распяли ее втроем,

Обнаженную, на полу;

Чтоб досталось трем этим псам

В стонах, в ненависти, в крови

Все, что свято берег ты сам

Всею силой мужской любви…

Если ты фашисту с ружьем

Не желаешь навек отдать

Дом, где жил ты, жену и мать,

Все, что родиной мы зовем,—

Знай: никто ее не спасет,

Если ты ее не спасешь;

Знай: никто его не убьет,

Если ты его не убьешь.

И пока его не убил,

Ты молчи о своей любви,

Край, где рос ты, и дом, где жил,

Своей родиной не зови.

Пусть фашиста убил твой брат,

Пусть фашиста убил сосед,—

Это брат и сосед твой мстят,

А тебе оправданья нет.

За чужой спиной не сидят,

Из чужой винтовки не мстят.

Раз фашиста убил твой брат,—

Это он, а не ты солдат.

Так убей фашиста, чтоб он,

А не ты на земле лежал,

Не в твоем дому чтобы стон,

А в его по мертвым стоял.

Так хотел он, его вина,—

Пусть горит его дом, а не твой,

И пускай не твоя жена,

А его пусть будет вдовой.

Пусть исплачется не твоя,

А его родившая мать,

Не твоя, а его семья

Понапрасну пусть будет ждать.

Так убей же хоть одного!

Так убей же его скорей!

Сколько раз увидишь его,

Столько раз его и убей! (Константин Симонов) *

(* В РИ стихотворение Константина Симонова "Убей его!" (Если дорог тебе твой дом) было написано в июле 1942 года и опубликовано в газете «Красная звезда» 18 июля 1942 года — на следующий день после начала Сталинградской битвы.)

А ещё ниже стихотворения было фото с посажеными на кол карателями и на переднем плане крупным планом унтерштурмфюрер Вайгль с торчащим сбоку из шей остриём кола и хорошо читаемой табличкой на груди "и Аз воздам".

Не завидую я тем фрицам, которые попались под руку нашим бойцам, прочитавшим и увидевшим это. Про наши подвиги тоже были заметки, но только в сводках Совинформбюро. И про освобождение отрядом специального назначения под командованием тов. Ш. населённого пункта Посёлок, и про город и станцию Берёза, про спасённых из гетто евреев и вывезенных из-за линии фронта детях. Про освобождение от захватчиков города Кобрин писали как о крупной победе, а перечисление захваченных трофеев даже меня впечатлило, хотя я сам лично эти самые трофеи, что называется, руками щупал. Так же написали о том, что нами захвачен и доставлен в Москву ближайший сподвижник Гитлера, начальник Главного управления имперской безопасности, группенфюрер СС Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих. В одном из следующих номеров писалось об уничтожении отрядом специального назначения (без указания фамилии командира) окруживших Брестскую крепость фашистских войсках и выводе из окружения остатков героического гарнизона. Все защитники крепости, и живые и павшие, были представлены к орденам. Помимо наград всем защитникам были вручены отличительные знаки на грудь в виде щита и надписи "Брест" на нём. Семьям погибших награды и знаки вручили по месту жительства. Я отложил газету и с облегчением вздохнул. Значит задуманная нами операция "Брестский гамбит" прошла успешно.

Так же из газет я узнал, что Америка вступила в войну после нападения японских сил на американский флот в Пёрл-Харборе 7 декабря 1941 года. Тут всё было без изменений. Британский премьер-министр Уинстон Черчилль, после получения достоверной информации от СССР о подготовке Германией химического удара по Советскому Союзу выступил с радиообращением, в котором публично пообещал залить германские города ипритом, если немцы применят химическое оружие на Восточном фронте. В Великобритании имеется большое количество химических бомб, которые англичане не преминут сбросить на Германию при необходимости.

Ну а потом медики разрешили посещения. И первыми, кто пришёл ко мне, были Николай и. Гризли-Домнин. На груди у последнего красовалась звезда Героя Советского Союза, орден Ленина и орден Красной звезды. Я вначале не обратил внимания на то, что он чуть-чуть как бы прячет левую руку, но присмотревшись понял, что кисти левой руки у бывшего ротмиста нет, а вместо неё протез.

— Вот оно видишь как получилось, — даже с каким-то смущением произнёс ротмистр, — Получается нас с тобой, Михаил, одним снарядом обоих приголубило. Мне вот осколком руку срезало, я даже и не понял сначала. Только увидел, как тебя отбросило и хотел тебя подхватить, а никак, подхватывать-то и нечем. Так вместе с тобой самолётом в Москву и отправили. А тут уже зашили, подлечили, да вот, видишь, наградили. Наталья с Оксаной тебе кланяться велели. Да вот дочка тебе передала, — с этими словами Домнин протянул мне сложенный вдвое лист бумаги. Развернув его я увидел детский рисунок, на котором цветными карандашами была нарисовано яркое летнее Солнце, разноцветная радуга и развивающееся Красное знамя на самом её верху.

— Вот спасибо, Вячеслав Александрович, и тебе и Оксаночке. Поцелуй её за меня. Скажи, что рисунок очень понравился, — если честно, то я даже прослезился. Настолько это было трогательно.