— А, — Чкалов расстроенно махнул рукой, — вот умеешь ты настроение испортить. Мало мне медицины, а тут ещё ты.
— Переживает, — произнёс Громов, кивнув на отошедшего к ящикам Чкалова.
— Ничего, — сказал я уверенно, — есть мнение, что поднимется в небо он раньше, чем думает.
На следующий день я стоял на перроне в ожидании прибытия поезда. Соскучился я по Тане, сил нет. Как она там жила без меня? Испереживалась наверное. Да и у меня не было полной уверенности в том, что меня не законопатят в какой-нибуть глубокий подвал, от греха подальше. Но всё, в конечном итоге, обошлось и вот уже пассажирский состав замедляет свой ход напротив вокзала. Я закрутил головой, высматривая родной силуэт, но первым, что меня удивило, увидел выходящего из вагона Николая. Так вот кто её сопровождает. Ну и замечательно. Следом из тамбура вышла моя любимая. Я буквально вихрем налетел на неё и, подхватив на руки, хохоча закружил.
— Миша, опусти меня на земля, сумасшедший, — Таня при этом крепко обняла меня за шею. Вот и пойми этих женщин. То опусти, а сами никак отпустить не хотят. Сзади раздалось солидное покашливание и на перрон вышел… Семён Безумнов. улыбаясь во весь рот.
— Здравствуй, дядька Михаил, — он всеми силами пытался казаться солиднее и взрослее чем есть. Я с удовольствием пожал ему руку. Это же просто замечательно, что он приехал. Уж кто-кто, а Сёмка наши вертушки с завязанными глазами разберёт и соберёт обратно.
— Ну правильно, про меня, как всегда, в последнюю очередь вспоминают, если вспоминают вообще, — пробурчал Николай, пытаясь изобразить обиду сквозь пробивающуюся улыбку. Я с огромным удовольствием обнял своего шурина.
Квартира произвела на моих родных сильное впечатление. Хотя удивляться они начали уже возле вокзала, когда я предложил им усаживаться в подъехавший ЗиС. Семён передал мне письмо от своего родителя, Павла Афанасьевича. Безумнов-старший кланялся, передавал приветы от родственников и просил присмотреть за сыном, который после моего отъезда буквально места себе не находит, и пристроить его к какому-нибуть делу. " Всё едино толку от него в хозяйстве не стало, — писал он, — С самого с ранья быстро сделает что во дворе и бежит на еродром, в моторах копаться. Оно, можа, так и лучше будет и что на роду ему написано по другому пойдёт."
Утром, оставив Татьяну на хозяйстве, мы всей мужской компанией разъехались кто куда. По пути завезли Николая на Лубянку, куда ему было предписано явиться (догадываюсь, что (или кто) послужило этому причиной), мы с Семёном отправились на аэродром в Стаханово. Я ни чуть не удивился, увидев в ангаре сидящего на ящике Чкалова, читающего какую-то документацию.
— Ну что, Валер, поможешь со сборкой? — спросил я после того, как поздоровались. При этом Чкалов Сёмку вполне серьёзно называл Семёном Павловичем, — Вот тебе механик, да ещё бы парочку из местных привлечь.
— Об чём разговор! Пошли к Мишке Громову и через него обо всём договоримся, — было видно, что Чкалов просто сгорал от нетерпения.
— У тебя у самого то, Валер, как со временем?
— Да времени у меня просто завались, — Чкалов зло пнул какой-то камушек, попавшийся ему под ноги, — Врачи сказали, что летать нельзя и всё тут. Мне же самолёт подарили*, У-2, так и на нём летать запретили. Приказом по кадрам ВВС отправлен в бессрочный отпуск с сохранением всех положенных выплат. Так что хоть на земле рядом с самолётами буду.
(* За перелёт на Дальний Восток (остров Удд) весь экипаж был удостоен звания Героев Советского Союза с вручением ордена Ленина: медаль Золотая Звезда, введённая в 1939 году уже после смерти Чкалова, была вручена только в 2004 году его детям. Кроме того, Чкалову был подарен личный самолёт У-2).
— Ясно всё с тобой, — задумчиво произнёс я. Похоже придётся начать пользоваться своими полномочиями по привлечению к работе в "Бюро.." всех кого потребуется. А потребуются мне, для начала, Чкалов и Сёмка.
— Слушай, Валер, а как ты смотришь на то, чтобы поработать у меня? — обернулся я к нему.
— У тебя это где? — прищурившись переспросил Чкалов. Пришлось показать ему выданное мне удостоверение и Постановление СовНарКома СССР с моими полномочиями. Валера аж присвистнул и едва сдержался, чтобы не выразиться, как говорили в моём времени, путём привлечения ненормативной лексики, от удивления.
— Летать разрешат? — задал он главный свой вопрос и, после моего кивка, тут же не задумываясь ответил, — Конечно согласен.
— Значит с сегодняшнего дня назначаешься моим заместителем по лётно-испытательной работе, — я хлопнул улыбающегося во весь рот Чкалова по плечу. Блин, лучше бы я этого не делал. Этот медведь сгробастал меня в объятия так, что аж рёбра затрещали. А глазки то у него предательски заблестели. Видно было, что действительно сильно переживал своё отлучение от неба.