Инженер страны Советов

– Значит так, Иван Никанорович. Всё здесь тщательно сфотографировать и задокументировать, во всех вагонах, сами вагоны вместе и по отдельности и подготовьте несколько ящиков к транспортировке. И надо подумать, как эту гадость утилизировать.

– Там дальше торфоразработки, – Богданов кивнул вдоль железнодорожной колеи, – Можно столкнуть туда вагоны и вместе с ними одну из цистерн с топливом, а потом поджечь. Топливо, взрывчатка в снарядах и горящий торф сделают своё дело. При высоких температурах ОВ должно разложиться.

Работы были в самом разгаре и уже несколько танков и все пять БТР стояли на земле вдоль состава, где их заправляли и загружали боекомплект, когда от въезда на разъезд раздались несколько пулемётных очередей и коротко пролаяла автоматическая пушка. Как оказалось, к нам пожаловало какое-то начальство аж на двух легковых авто в сопровождении двух мотоциклов, БТР, близнеца тех, что достались нам и пяти грузовиков. "Ганомага" без лишних разговоров просто расстреляли из 20мм пушки, мотоциклистов сняли из пулемёта, а пассажиров легковушек выволокли на свет божий и положили мордой в дорожную пыль.

Грузовики, это, конечно, дело хорошее, но у нас уже банально закончились те, кто умеет управлять хоть каким-то транспортом. Танкистов распределили по трофейным танкам и БТР, пополнив экипажи пехотой, а за руль грузовиков придется садиться и мне с комиссаром и начальником штаба. Хотя надо будет предупредить наших, чтобы немецких водителей не обижали. Посадить каждому в кабину по бойцу и пусть трудятся на благо нашей Победы.

А вот пассажиры из легковушек порадовали. В первой ехал целый оберст, то есть полковник по-нашему с адьютантом лейтенантом и водителем, а во второй гауптман и майор. Самым ценным был, естественно, оберст и его портфель, в котором оказалась документация на груз особого состава, то есть на химические снаряды. Допрашивали его мы вдвоём с нач штаба, который прекрасно владел немецким и вёл протокол.

– Представьтесь, кто вы? Ваше имя и должность?

– Я оберст Пауль фон Бейгель, начальник химической службы 9-ой полевой армии. И я протестую. Это нарушение всех законов войны. Это расценивается как бандитское нападение. От имени германского командования я предлагаю вам сдаться и к вам отнесутся с должной гуманностью, как к солдатам, а не как к бандитам.

– Я вас удивлю, герр оберст, но вы далеко не первый, кто говорит мне эти слова. Все, кто был до вас, уже давно общаются с архангелом Гавриилом и каются ему в своих грехах. Что у вас за привычка такая? Стоит только кому-то из вас вляпаться в дерьмо и вы начинаете говорить о каких-то законах войны и о гуманности. Вы знаете, что в тех вагонах?

– Да, знаю. Там дымовые снаряды.

– Вы в этом уверены, Бейгель? Подумайте ещё раз, или я прикажу вскрыть один из них и попотчевать вас его содержимым.

– В снарядах отравляющее вещество, – Бейгель вытер вспотевший лоб.

– Для каких целей и откуда эти боеприпасы доставлены на фронт? Где их планировалось применить?

– Снаряды хранились на территории Польши. По приказу фюрера их планировалось применить против советских войск, обороняющих Минск. Гитлер очень недоволен тем, что Вермахт до сих пор не смог овладеть этим городом. Командование сухопутных сил было против применения отравляющих веществ на Восточном фронте, но после гибели Гиммлера Гитлер буквально потерял рассудок и в категоричной форме приказал нанести химический удар как акт возмездия. Его не убедили доводы о том, что в войсках мало средств защиты нового образца и в случае неблагоприятных погодных условий мы можем понести потери от собственного оружия.

– Вы говорили здесь, Бейгель, о законах войны. Вы осознаёте, что сам факт подготовки к применению отравляющих веществ является грубым нарушением международной Конвенции, которую Германия подписала?….. Вы молчите, Бейгель? Ну что же, у вас ещё будет время подумать. Война для вас уже закончилась и теперь только от вас зависит, предстанете вы перед международным трибуналом как соучастник преступления или как свидетель.