– Хреновое дело, – он сел рядом со мной на лавочке во дворе, – В селе теперь новая власть. Немцы поставили бургомистра, а бывшего председателя колхоза со всем его семейством повесили на воротах его же дома. А бургомистром стал Михась Зареба. Сволочь ещё та. Сидел в тюрьме при поляках, попал за решётку и при советах. Теперь вот вернулся в родные места. Хуже всего то, что он глаз на Анну положил перед тем как в последний раз попал в тюрьму. Хороший знакомый сказал, что он со своими прихлебателями собрался к нам на хутор наведаться.
– Когда? – известие было, мягко говоря, не самым приятным. Уж я то помню из истории, что творили на оккупированной территории каратели и полицаи.
– Скорее всего завтра или послезавтра. Сегодня они пьянствуют.
– Значит будем готовиться, – я встал с лавочки, – Оружие серьёзное имеется?
– Найду, – ротмистр тяжело вздохнул, – А может обойдётся? Припугну я их, они и уедут.
– Вот ты, Вячеслав Александрович, жизнь прожил, а ума, видать, не нажил. Они же думают, что так теперь будет всегда и считают себя хозяевами жизни. Так что либо мы их, либо они нас. Сказать, что они с твоей дочерью сделают, попади она им в руки? Вот, вижу понял. Так что кончать с ними надо и уходить. Иначе позже немцы начнут их искать и выйдут на вас. А у немцев разговор короткий; либо петля, либо пуля.
Вот вы видели когда-нибуть, как от здоровенной дубовой доски рукой отрывают кусок? А я видел. Зрелище, скажу я вам, страшноватое. Особенно если при этом видеть лицо бывшего ротмистра.
Мы ошиблись. Оба. Две подводы с вооружёнными людьми с белыми повязками на рукавах вкатили во двор под вечер. С первой подводы соскочил, по видимому, главный среди этой шайки и, поправив на плече довольно потёртый немецкий автомат (то ли МР-38, то ли МР-40, я их особо не различаю), заорал во всё горло;
– Домновский!! Курва польская, выходи, встречай новую власть! Да поклониться не забудь, свинья! – его спутники заржали над словами своего главаря.
Ротмистр аж сплюнул от досады. Если бы полицаи приехали хотя бы завтра утром, то мы бы встретили их ещё на подъезде. Теперь придётся импровизировать.
– Ну что, пойду я, – он как-то вопросительно посмотрел на меня.
– Вместе пойдём, – я проверил магазин "Скорпиона", дослал патрон в патронник и рассовал по карманам немецкого лётного комбинезона, прихваченного Домниным из разбитого самолёта (клялся, что взял отдельно лежащий, видимо запасной, а не с убитого снял), в котором я ходил все эти дни, ещё два магазина. Сам ПП я засунул за ремень сзади, – Как дам команду, сразу падай на землю и не мешай мне. Ясно?
Видимо в последней фразе было что-то такое, что заставило бывшего ротмистра вытянуться по стойке смирно и ответить "так точно".
А приехавший всё не унимался;
– Эй, Домновский! Выходь давай, пока красного петуха тебе не подпустили. Да пусть дочка твоя нас хлебом-солью встретит. А мы уж её не обидим, приголубим всем обчеством, – новый взрыв хохота и сальных шуточек донеслись в хату. Видно было как у Домнина сжались кулаки, а лицо стало багровым. Чёрт! И стоят эти ухари крайне не удобно. Из восьми приехавших четверо прикрыты лошадьми, так что придётся подойти к ним вплотную.
– Спокойно, ротмистр. Без нервов. Анна, укройся за печкой и не высовывайся оттуда, пока не позову. Ну что же, наш выход Вячеслав Александрович, – Он набрал побольше воздуха и, словно ныряя в омут, сделал шаг к двери.
– Чего орёшь, Михась?! – голос Домнина едва не оглушил, – Иду я, иду.
Он вышел во двор в встал в нескольких шагах от Михася.
– Чего разорался? Глухих тут нет. Если надо чего, так и говори.
– Не, ты поглянь на него, – главарь полицаев вплотную подошёл к Домнину, – Новую власть не уважает, на учёт в управе не встал, так ещё и, наверное, краснопузых бандитов укрываешь?! – он упёр ствол автомата в живот ротмистра, – Я тя щас здесь шлёпну, а дочку твою с собой заберу. Пусть прислуживает, да грехи твои замаливает. Вы как, братва, отпустите евойной дочке грехи? – Михась, ощерившись, полуобернулся к своим подельникам.
Ну всё, Домнин сейчас взорвётся. Теперь мой выход. Я поправил висящую на ремне на немецкий манер, спереди слева, кабуру с пистолетом и вышел на крыльцо.
– Пан Домновский, – не обращая внимания на выпучивших глаза полицаев громко обратился я по-немецки, – Вы обещали, что здесь нам никто не помешает и что посторонних здесь не бывает. Герр оберст будет крайне недоволен. Кто эти люди и почему они здесь?
Михась аж весь подобрался и попытался изобразить что-то вроде строевой стойки. Ну а как иначе? Перед собой они увидели человека в немецком комбинезоне, о чём говорил нашитый на груди орёл со свастикой, говорившего на немецком языке, который вёл себя с уверенностью хозяина. Да и слово "оберст" явно поняли все. Специально вставил его в речь, так как не был уверен, что приехавшие знают язык своих хозяев. Хотя, похоже, тот же Михась вполне понял о чём речь.