Инженер страны Советов

– Не извольте беспокоиться, господин гауптман, – Домнин быстро повернулся ко мне и заискивающе начал кланяться. Нет, ну какой актёр пропадает, даже я поверил. А сколько угодливой покорности в глазах, – Господин оберст будет доволен. А эти люди представляют новую власть и заехали проверить, всё ли в порядке, – и тут же, будто бы спохватившись, – Ох, Матка Боска, вы же, наверное, не понимаете по нашему.

– Я есть всё понимайт, – я попытался изобразить немца, говорящего на русском языке, – германский официер должен знайт язык свой враг. Кто ви есть такой? Папирен! Аусвайс! – это уже к приехавшим полицаям.

– Йа, йа, герр афицир! – зелепетал Михась, отходя от Домнина на пару шагов. Он достал откуда-то из-за отворота кожанной куртки, в которую вырядился, удостоверение и с полупоклоном протянул его мне. Я чуть сместился в сторону. Блин, двое всё равно в мёртвой зоне. А удостоверение интересное. На каждом развороте бордовых "корочек" наклеено по фотографии и на одном по-русски, а на другом по-немецки написано, что "предъявитель настоящего удостоверения Зареба Михась является начальником вспомогательной полиции села Большие Ключищи и имеет право ношения оружия и нахождения на улице в любое время суток".

– Гут! – я отдал документ владельцу и сделал шаг в сторону остальных, так же застывших в некоем подобии строевой стойки, – Аусвайс! Шнелле!

Всё, теперь все они для меня открыты, кроме стоящего чуть сбоку Заребы. Полицаи дружно полезли за пазуху за своими документами, забыв об оружии. Лучшего момента и не придумаешь. Я выхватил сзади из-за ремня "скорпиона" и, чуть присев, открыл огонь. Зареба, в последний момент что-то почуяв своим звериным чутьём, вскинул автомат и тут же упал, сбитый могучим ударом бывшего ротмистра. Однако на спуск нажать всё же успел. Веер пуль ушёл куда-то в сторону. Я поменял магазин и прошёлся по лежащим полицаям, делая контрольные выстрелы в голову. Мельком взглянув на Домнина я резко остановился. Он стоял в полном ступоре, глядя в сторону дома. Посмотрев в ту же сторону я увидел ничком лежащую на крыльце, раскинув в стороны руки, мою рыжеволосую лисичку. Домнин взвыл раненым зверем и бросился к дочери.

Глава 12. В лесах Белоруссии. Охота на Зверя

Мы уходили по лесной тропе, а за нашими спинами бушевало пламя, пожирая строения хутора. Домнин сам поджёг и дом и сараюшки, предварительно выпустив оттуда на волю всю живность. Трупы полицаев снесли в дровник. Всех, кроме Заребы. Его, ещё живого, Домнин лично посадил на кол.

Анну похоронили на взгорке под красивой берёзой. Зачем, зачем она выскочила на крыльцо?! Почему не послушалась меня? Почему я не пристрелил первым этого урода Заребу? Домнин, видимо, заметил моё состояние и, положив свою руку мне на плечо, сказал, стоя над могилой дочери.

– Не казни себя, Михаил. Ты ни в чём не виноват. Видать так ей на небесах отмерено было. По крайней мере на этом свете она своё счастье нашла. Она ведь за тебя испугалась и к тебе побежала. Видать решила, что сможет уговорить Михася уехать. Полюбила она тебя, это она сама мне сказала. Знала, что у тебя жена есть, но всё равно любила.

– Что теперь делать будешь, пан Войцех? – спросил я после долгой паузы, – Со мной или здесь останешься?

– Нет больше пана Войцеха, – Домнин вздохнул, – умер он и здесь похоронен. С тобой я пойду. Ты же к своим будешь пробираться и немцев бить по пути. Вот и у меня к ним теперь есть огромный счёт. Не война, глядишь и Анна была бы жива. А я отныне и до последней своей минуты Домнин Вячеслав Александрович.

Загрузились в дорогу основательно. Шли навьюченные по полной. И если меня мой груз довольно-таки прижимал, то Домнин пёр как танк. Казалось он не чувствует ноши. Из оружия я взял верный ПП "скорпион" и немецкий МР-40, а Домнин вооружился более менее приличной винтовкой, что осталась от полицаев. Продуктов тоже взяли из расчёта на неделю. Нам предстояло преодолеть по территории, занятой противником, ни много ни мало, почти три сотни километров, от печально мне известной Беловежской пущи до Минска. Надеюсь наши генералы выполнили приказ Сталина и Минск не сдали. Вся надежда на Рокоссовского.