Инженеры

В субботу они отправились за город — загорать и купаться. Правда, без завода не обошлось. Маршрутка шла до проходной завода, а оттуда, от остановки, — наискосок, пешком, по тропинке. Этот августовский, позднего лета, день обещал быть тихим, солнечным, и на Сергея вдруг снизошло ощущение грустной невесомости. В Москве он ожидал встретить жестокое сопротивление и почти не надеялся на удачу. Сергей хорошо знал коридоры и кабинеты чиновников от науки. Барски снисходительное отношение к этим провинциалам. «У Вас, простите, какое научное звание? Ах, инженер. Ну что же, похвально, похвально. И чего же Вы от нас хотите? Принять Ваши пожелания? Ах, простите, требования… ну что же, что же, у нас институт научно-исследовательский, мы откликаемся на запросы заводов. Оставьте Ваше письмо, мы, конечно, проработаем Ваши… хмм… предложения, вышлем Вам договор на проведение изысканий, в скором времени. Нет, наведываться к нам нет необходимости, мы Вам ответим, обязательно ответим». И дело застревает надолго и безнадежно в коридорах науки. Тогда нужно подключать высокое строительное начальство, и начинается длительная борьба, когда приходится зубами выгрызать каждый пункт, каждый параграф, торчать в институте неделями. А у Сергея не было для этого ни времени, ни возможностей. Он уже рассчитывал рискнуть и начать изготовление, не дожидаясь институтских техусловий, по тем требованиям, что они разработали с Кузьминым. Никуда эти московские ученые не денутся, примут задним числом. И вдруг такая удача — встретиться с Белопольским, может быть, последним динозавром из вымирающей советской научной школы. И в «Юстасе» найти такое понимание… Сергей чувствовал себя этаким скалолазом — ползешь, напрягая силы, всё вверх, вверх, обдирая локти, на тебя сверху сыплются камни, больно бьют по голове, нет конца этой круче… и вдруг, неожиданно, подъем оканчивается, и ты на перевале, впереди, внизу — голубая дымка, освещенная солнцем. Там склон обрывается в невесомость, тебе больше не нужно собирать в кулак оставшиеся силы. Ты достиг! Не нужно больше напрягаться, но по инерции еще напряжены мышцы, нужно расслабиться, и наступает состояние душевной невесомости. Но это временная передышка, с началом новой недели на Сергея навалятся новые проблемы, и несть им числа. Но это начнется послезавтра, а пока — блаженная пора полной пустоты в голове.

Тропинка вилась, огибая заборчик зоны отдыха, откуда доносился приглушенный шум людского скопления, слева к тропинке подступали кусты ивы и какая-то необычайно высокая трава, но всё это зеленое великолепие вдруг расступилось, и перед Сергеем и Светой распахнулся простор реки. Северский Донец разливался здесь широкими затонами, и в них отражалось небо, где с упоительной неторопливостью плыли сливочно-белые комья облаков. Звенящая тишина, пронизанная светом и медленным кружением.

Сергею хотелось лежать молча, ни о чем не думая, и только смотреть на стадо овечек-облаков, с деловитостью шествующих навстречу такому же стаду, отраженному в речной глади. Молчала и Света. У нее был редкий среди женщин дар — не сыпать бесконечной шелухой слов, уметь слушать тишину. Не рассказывает муж подробно о своих мужских делах — значит, не пришло время, не уложились эти дела в четкую систему. Придет время и настроение.

Но сколько можно лежать без движения? Солнце начало припекать. Сергей вскочил, с разгону прыгнул в воду, обжегшую прохладой его истомленное тело, нырнул глубоко, затаив дыхание, выскочил на поверхность, широкими гребками брассом устремился вдаль, к тому берегу, пока усталость не начала сковывать мышцы, затем перевернулся на спину и долго-долго лежал, чуть шевеля ногами, чувствуя, как возвращаются к нему силы, и с ними — желание жить, бороться, творить.

Они не захотели идти обедать в кафе в зоне отдыха, перекусили захваченными из дома бутербродами и долго бродили по берегу, ощущая подошвами влажный песок, шлепая по мелким волнам, набегавшим на песок. Они были одни в этом мире, сотканном из воды, песка, света и тишины, куда-то далеко отодвинулись заботы, дела, дети, внуки…