Инженеры

Я возвращаюсь к своей плите, ставлю уже размеченную деталь и старательно изображаю работу. В цехе никто не слоняется без дела, жужжат станки, склоненно напряжены спины. В дальнем от кузнечного цеха конце открываются ворота, и появляется процессия. Впереди неторопливым шагом, глубоко засунув руки в карманы, шествует сам — директор. На Усатом — черный тщательно отглаженный костюм, ослепительно белая рубашка с серым ленинским галстуком. Усатый не носит ни кепок, ни шляп, и его седая голова коротко острижена. Только поздней осенью и зимой у него на голове — светло-серый смушковый директорский пирожок. Слева от директора, отступя на полшага, идет главный инженер Лурье. Лурье презрительно задумчив. Он днюет и ночует на заводе, знает всё от и до, и эти усатовские торжественные смотры ему поперек горла. Справа от Усатого и тоже на полшага — парторг завода Прокопенко. Далее, за спинами высокого начальства, нестройной толпой сбились: главный механик Валейко, главный конструктор Нечипорович, главный технолог Финке, начальники цехов. Подчеркивая свою обособленность от пестрой заводской шушеры, — дама в фиолетовой, с пышными рукавами, шелковой кофте и строгой черной юбке — начальник отдела кадров Хуторная, редкая стерва. Ее не любят и опасаются все, включая самого Усатого, потому что она — из органов, докладывает наверх обо всем, что делается на заводе. И услужливым чертом вьется вокруг директора главный диспетчер завода Копенкин. В отстающей свите начальник кузнечного, хохмач и балагур Мелешко шепотком рассказывает очередной анекдот-быль о директоре: «Идет Усатый по сборочному цеху, руки в карманы, к чему-то придрался, а бригадир сборщиков Фоменко, вы все его знаете, отчаянный, никого не боится, спрашивает: “Василий Александрович, вы вот всё время руки в карманы, яйца чешете, у вас что, мандавошки завелись, а?”» Все прыскают в рукава, Копенкин, подскочив, молча показывает им кулак. «Ну, а Усатый что?» — «А ничего, плюнул на пол и прошел дальше».

Между тем Усатый останавливается у штабеля редукторов слева у входа.

— Пинскер, это что у тебя за редуктора?

— Это, Василий Александрович, триста шестьдесят третий заказ, обогатительная фабрика в Коркино, — отвечает начальник механического цеха.

— Копенкин! Ты мне давеча доложил, что Коркино отгружено. Мне сам Министр Засядько звонил.

— Василий Александрович, — извивается главный диспетчер, — мы всё подготовили, хотели грузить, а отдел сбыта не поставил вагоны.

Как только поставят вагоны, немедленно отгрузим.

Лицо директора мертвеет.

— А мне по х… что тебе не поставили вагоны, я знать ничего не хочу. Если ты до утра не отгрузишь, я из тебя… таранку сделаю!

В наступившей тишине слышно только жужжанье станков, топчется согбенный Копенкин, и висит над головами жуткая никому не ведомая таранка — что-то среднее между тараном, тараканом и тарарахом.

— Василий Александрович, — это невозмутимый Мелешко, — а что такое таранка?

— Это рыба такая, — не оборачиваясь, бросает Усатый, — сухая.

И процессия движется дальше. Они останавливаются рядом с моей разметочной плитой. На чисто подметенном полу цеха Усатый натыкается на кем-то брошенный обрывок газеты.

— Пинскер! — вопрошает директор, — это что у тебя? Ты что, по цеху не ходишь?

Все знают, что Анатолий Михайлович не только ходит, но и летает по цеху, и у него всегда образцовый порядок. Мне любопытно, я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на самого Усатого. На лице директора — холодное, безразличное презрение и к подобострастному окружению, и к необходимости вот так учить их, сопляков, элементарным истинам. Вот в годы войн ы мы работали… а теперь… И почему-то никаких усов у директора нет.

— Василий Александрович, — начальник цеха не лебезит, как Копенкин, — вы не обращайте внимания, подумаешь, беда большая, сейчас уберем.

Но Усатого уже понесло.

— Развели тут б…ство, — гнусит он. — Детали по цеху раскинуты, порядка у тебя, Анатолий Михайлович, нет! А еще передовой начальник цеха. Только бы лясы, как Мелешко, точить!

Директор машет рукой и поворачивается к выходу из цеха. Гуськом, понурив головы, тянется за ним вслед заводское начальство. Сегодня у Усатого плохое настроение.