Она подошла потом к самой воде, изнуренная, с впалыми глазами, с серыми пятнами на щеках, промокшая до последней нитки, глядела на отъезжающих храбрецов и в напутствие им сказала только:
— Хорошенько там… осторожнее: волны-то вон какие…
Дул низовой свирепый ветер, и мутная река кипела желтой пеной.
Харитонушка едва волочил ноги, — так устал он за эту ночь, но всю дорогу, вплоть до землянки, пилил Мартына за нераденье к работе.
— Никак я в толк не возьму: откуда в тебе столько лени нагрохано?.. не проворотишь!.. Большое добро погибает, а тебе хоть бы что!.. Ты напрямки мне скажи: почему у тебя, ежели ты мужик трудящий, такая душа холодная?
— А что мне, — плакать, что ли, прикажешь?.. или уру кричать? Ночью под дождем рекорд не поставишь… Нынче — авария, завтра — прорыв. Хоть бы кормили получше, а то… Надолго ли этак хватит меня! Тянешься, тянешься к доске Почета, да, пожалуй, и на лавке растянешься… Кому раньше сроку умирать охота?.. Девчонке вон обломали ноги, — кто теперь замуж возьмет? Башку легко оторвать, да не легко приладить… А у меня — дети. Дынников или Колыванов на свое иждивение не возьмут.
— Да что ты все за детей прячешься? — свирепел Харитонушка. — У всякого человека должны быть дети… А вот за такое «усердие» и дети не похвалят, ежели они с понятием… Или детки в отца пошли?.. Сорока от сороки в перо родится.
— Ну у тебя хороши!
— Да!.. слава богу, таких бы всякому… Могу похвалиться, — с жаром сказал старик. — О чем ни заговори с тобой — кажинную лекцию к харчам сведет. Макар Подшибихин на деньгах помешался, а ты — на харчах. Дома-то чего за щеку клал: свинину с маслом, что ли?..
— Дом с заводом равнять нельзя: там всякий кусок на учете, всякая копейка — к месту ляжет, а здесь большие тыщи на ветер летят.
— Сосчитал уж?.. Мудрен ты на вольном свете, горазд в казенном кармане считать, а невдомек, что время наше — большой подъемности, машинный век… Привычки-то заводы строить допреже не было ведь. Ну и понятно, иной раз ошибка случается, или не хватит чего. Не всякая вина виновата. Погляди на себя — и делай, как народу лучше, — увещевал и стыдил Харитонушка. — Вот пройдет годка два, — и все у нас будет укладисто… А карты брось.
— Заладила сорока Якова, — насильно позевнув, сказал Мокроусов, чтобы на том и кончить.
Так, перекоряясь, они подошли к землянке.
Иван спал крепко, и Харитонушке пришлось постучать в дверь землянки два раза.
Отогревшись чаем и немного отдохнув, старик опять собирался на работу: часы Ивана показывали восемь с половиной.
— Собирайся, — сказал Харитонушка, — доспим ночью. Днем-то полегче всякое дело катится.
— Я свое отработал, — неразборчиво пробормотал Мокроусов спросонья. — И спина и ноги ноют.
— Ничего, разомнешься. Вставай, тебя люди ждут.
— Отвяжись, тебе говорят, — промычал Мартын, обозлившись. — Ну чего пристал?.. порядился, что ли, подхлестывать? И без тебя есть такие…
И повернулся лицом к стене, чтобы не приставал больше. А тот не отступался, начал стыдить, уговаривать и даже пригрозил начальством.
— Иди ты со своим начальством!.. — вспылил Мартын. — Пускай они сами поломают спину, а я уж натешился.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Не пойдешь, стало быть, тавровый лодырь?! Видно, мужичья кость собачьим мясом обросла?.. Люди энтузиазму преданы, в песнях себя величают, а ты…
Мартын угрожающе поднялся:
— А на что мне ваш энтузиазм?.. Легче от него, что ли? — И злобно засмеялся.
Отчужденно и насмешливо поглядел на него Харитонушка:
— Башка у тебя богата, ума — палата. Только семи гривен до рубля не хватает, а то бы совсем — умный мужик.
Мартын не дал кончить ему и, повернувшись к Забаве, закричал:
— Иван, да прогони ты его, пожалуйста! Ну что он ко мне пристал? Житья никакого нет… Он мне и бороду по волоску выщиплет… совсем замучил!.. Хоть надвое разорвись, и то скажет: «А почему не начетверо?».
Забава действительно заступился!
— Харитонушка, дай отдохнуть человеку… Он устал, какой же толк от него на работе!.. Если далеко едут, так лошади и та отдохнуть дают. Полежит часок — и придет в сознательность. У него вон душа-то пузыри пускает. Да и у тебя, наверно, спина трещит?.. А в ночь опять на работу пошлют…
Он хотел примирить их, но вмешательство возымело обратное действие.
— Значит, не ко двору я тут пришелся, — раздумчиво проговорил Харитонушка, держась за скобу двери. — Ежели так, — придется мне пристанище найти в другом месте. Дело тут не в усталости: я не меньше его работал, да успел отдохнуть…
И еще постоял, подумал, но решенья не изменил:
— Да, придется так… Иванушка, за багажом-то я вечерком зайду… Не обессудь, что расходимся.
После него Мартын пролежал часа два, потом ушел на котлованы.
Вечером они вернулись в разное время, и когда Мокроусов вошел в землянку, старик уже собрал свои вещи в мешок и прощался с Иваном:
— Бог спасет, Иванушка, что приютил на время… пора и честь знать… В чужом гнезде и грач не живет.