Иоанн Грозный (СИ)

         Смеясь, глядел царь на представшую перед ним Марию Федоровну, волоокую красавицу с пепельной  аккуратной тщеславной головушкой. С черными, отличающимися по цвету от нее бровями, из-за чего казалась Нагая крашенной. Маленькое игрушечное личико. Собранные бантиком губки на пуговице-ротике, вроде и не ест вовсе. Как желала она счастья! Иоанн читал мысли девицы, и иногда мелькало у него осчастливить Марию. Злость за жизненное поражение превозмогала, и он едко шутил, что во времена Марфы, не десятилетие ли прошло, приносили ее ему в жены на руках кормилицы, еще грудь сосущую. Мария была постарше. Отнять десять лет подросток получится. Но никто не смел возражать государевой шутливой арифметике. Раз молвит, так тому и быть. Значит, подлецы и заговорщики младенца в постель государя укладывали. И на Марию придворные камарильи снова возлагали надежды, кои она  едва ли способна была оправдать. Жена - шея мужу, только не царю Иоанну.

         Через силу елось и пилось государю на сей свадьбе. В рот не лезла осетрина, сиговина, щучина, жирная медвежина. Не пробуждала аппетита шведская сельдь. Не хмелило фряжское вино и наш стоялый мед. Имбирь, грецкие и волошские орехи, изюм и нуга не щекотали небо. Подавленным взором окидывал царь привычно нажиравшихся пирогами с визигою, осетровыми пупками, блинами с икрой и печеными лебедями придворных. Было веселье, да не по царскую душу. Показывался царь с царицею на красном крыльце Александрово-Слободского терема, с резкой улыбкой кидал дравшейся челяди, рындам-охранникам, дворцовым жильцам пряники и серебряную монету.

         В тот же день женил царь младшего сына Феодора на Ирине Годуновой. На чаемых радостях дозволял старшему царевичу соединиться, в третий раз, с Еленой Ивановной Шереметьевой, дочерью сложившего голову под Ревелем героя-воеводы. Сей брак был отложен, держали дозволение на него в тайне, дабы литовцы не увеличили сумму требуемого выкупа за плененного дядю невесты.

         Борис Годунов выступал на свадьбе дружкою Марии. Жена его укладывала невесте волосы, румянила лицо, сурьмила брови, наряжала. Князь Василий Иванович Шуйский неожиданно был приближен, но с подтверждением не жениться когда-либо. Обреченный стать последним представителем старшей ветви рода он тем не менее назначался дружкой самого царя. Когда ехали кататься, чести распорядителей царского поезда удостоились Михайло Михайлович Кривой-Салтыков и свойственник Малюты небезызвестный Давид Бельский. Богдан Яковлевич радовался и скорбел  назначению, ведая подноготную родственника. На свадьбе Иоанна с Нагой посаженным отцом выступал младший сын его Феодор.

         Девки внесли в комнаты молодых корзины с шитым, тканым, плетеным, строченым, вязаным приданным. Жениха и невесту оставили одних. За стенами еще гуляли сдержанно. Затихали домры, обрывались рожки с сопелями. Ирина молилась коленопреклоненно, с усердием, потом вставала, промокала едва понимавшему что делать Феодору рушником масляные волосы, чтобы не грязнил подушек. Гонялась за улетевшим попугаем. Вот заперла всех птиц, и улеглась с царевичем рядком, дыша в затылок.

         В других покоях разгоряченный вином государь пронзил видавшим виды желтым морщенным удом юные девичьи прелести. Превратилась Мария Нагая в женщину. Понесла в тот день или вскоре. Тревожно спалось молодой супружнице. Она слышала, как ночью встал и ушел муж. Не посмела спросить, куда.

         Дремавший у порога отрок вскочил, успел подхватить готовую выскользнуть секиру. Иоанн искупал его неодобрительным взором, пошел вперед без огляда. Из закоулков выглядывала встрепенувшаяся стража, бежал шепот: «Царь поднялся!» Иоанн уединился в библиотеке, распорядившись немедля вызвать дворцового дворянина Писемского и Географуса. Те по зову царя прибывали в любое время суток. Писемский, как многие другие ближнего круга, спал не раздеваясь. Он вскочил в гридне, побежал, на ходу растирая помятое лицо, пятерней расчесывая бороду. Географуса растолкали. Он успел прополоскать рот шафранной водой, гоня перегар. Что касается похмелья, Географус им редко страдал, природой предрасположенный к всегдашнему пьянству. Оба, Писемский и Географус, были люди образованные. Первый по делам Посольского приказа общался с иноземцами и перенял языки, второй – не сильный в языках, легко чужое усваивал.