Иоанн Грозный (СИ)

         Законы и установления  перенимают московиты без соображения, что на иной почве тот же цветок другим вырастет. Обезьяны никчемные! Лишь шкурный интерес способен привлечь способного европейца в эту страну холода, голода, человеческих несправедливостей. Правители аборигенов звонко платят нам и ладно. Природный полуфабрикат – вот, что от русских на вывоз получить возможно, ибо не способны они по изъяну   человеческой природы возделать, облагородить, создать. Не тем концом у московитов руки пришиты. Пенять им надо на Господа, что за грех совершили?  Никогда не быть Руси богатой, всегда ехать ей в последнем возке. Богаты могут быть  отдельные русские, на собственном народе наживающиеся, его презирающие, сами презрения достойные.

         Сей народ покорен и разрознен. Когда драка иль несправедливость, русский никогда не вступится за своего. Трусливыми окунями, щенками, хвост поджавшими, будут глядеть, как щука глотает из их среды, волк вытягивает  молочную поросль. Стража и чиновник  - не защита на Руси, гражданам - пугало. Посадский или волостной человек, завидя дьяка, дворянина, пуще – отрока боярского, боярина, валяется у того в ногах,  в пыли, имея дело. Тот же посадский или крестьянин, получив назначение в должность, немедля чванится, презирает  и угнетает недавнюю ровню.

         Кроме чувства презрения, ничего не произросло в моей душе к московитам. Лучшего не заслуживают. Золотом моего уважения  они не купили. От последнего раба до государя характер тут один: неопрятность, лень, лживость, коварство, продажная бессердечность. Никто здесь никому не нужен, часто – и самому себе. Правительство – враг подданных, подданные – правительства. Те и другие жульничают до невообразимой изворотливости. Правительство внушает, что защищает народ. Тот  изображает, что верит. Обоюдный страх объясняет происходящее.

         Что касается торговли, то само правительство торгует, поэтому никакая честная конкуренция невозможна. Налоги и пошлины в России столь высоки, что разорят любого коммерсанта, честно их платящего. Оттого каждый преуменьшает достаток. В противном, купец был бы не успешным торговцем, но себя разоряющим дураком. В общем, сама земля здесь под покровом суровых законов насквозь источает ложь и лицемерие. Повсеместное обдирательство заставляет воспринимать власть не защитником и союзником, а злейшим врагом.

        Непредвзято сужу о благе северной Руси, ибо, кроме финансовых средств и возможности научных изысканий, ничего меня в ней не привлекало, не туманит глаз мне ни страсть к русской женщине, ни чрезмерная алчность  милости царя, всегда непредсказуемой, оттого оскорбительной, ни обида на родину, мой талант отринувшей. Парадоксально, но лучшее для России – полное ее уничтожение. Действительно, вот когда смерть во блага. Пусть некая очистительная волна, сладостный Господний смерч сметет навсегда эти полуазиатские Авгиевы конюшни, дабы благородный европеец не слышал более меж кособоких берез, в просторах полей, на берегах синих озер и рек, на городских площадях и улицах отвратительной брани сего отверженного цивилизацией народа, ни видел ни как жрут они из одной миски полдневное пойло, ни как упиваются вином, пивом и водкою до визга поросячьего, превращая в оргии и свадьбы, и похороны, и богослужения. Народ здесь не думает о будущем, и в неурожай, провеселившись, не приготовив запасов, дохнет с собственным скотом. Если кто тут и берется рассуждать об общественной свободе, то с непременной оглядкой, при алейшей опасности съеживаясь, отрекаясь слов, в скорлупе закрываясь. Русский человек способен легко воспламениться, отважиться на подвиг истинно геройский, но мало способен последовательно идти по пути, однажды избранному и одобренному рассудком.