Иоанн Грозный (СИ)

         Узел развязал сметливый Яков. Он предложил Матвею подписью подтвердить в пошлинной сказке  товар, полученный от  англичан. Неграмотный Матвей неохотно вывел в книге крест. Пыхтел, супясь. Догадывался, да не уверен был за что расписывается. Количество ящиков, тюков и бочек Яков сверил, тут сходилось.  Воротившийся со службы  архиерей подставил крест для целованья. Матвей чмокнул, от неуверенности в правде губы холодом обожгло.

         В море облитые вечерней мглой сбоку на бок переваливались английские  корабли. Запоздавший свет лез в прорыв кровяных пузырчатых закатных облаков. От причала по усыпанному снежной крупой мосту, скрипя и позвякивая осями и колесами, поползли высоко груженные телеги. Темные фигуры конных опричников, их оруженосцев-послухов  превращались в муравьев, вместе с обозом вытянувшихся в прерывистую линию следа.

         Воевода поднялся с места, вылез из возка. Придворная жизнь, длительная служба и плен научили сдерживать чувства. Все же полоснул плетью подвернувшегося подслеповатого губного старосту, оставил  полосы на армячишке, сорвал зло за упущенный сбор. Чуял верно: ничего в обратку не дождется.

         Ругая себя за бесхарактерность, не замечая блага сдержанности, способной отклонить оговор и опалу, Лыков приказал не выпускать английские баркасы в море без подарка для волости и значительного. Одно получу! Англичане были готовы к ссоре. Не в новизну дальним мореплавателям случалось варварское непостоянство. Как не приплывешь на Русь, а все новый закон, да  строже прежнего. Серыми мышами побежали моряки по мосткам, быстро покидали тюки с русским обменным товаром: льном, пенькой, поташом, воском и салом. Снесли бочки с медом, топленым жиром, свертки кож и шкур. Лебедки длинно выложили отборные стволы мерного дуба и корабельной сосны. Распорядитель не откликался воеводе. Нагнув голову, заметили ухмылку, сел под навес. Более не выходил, как не звали. Толмач от него доносил: товар баш на баш, звонкой монеты не ждите.

         На судах раскатали кливера. Паруса на утлегарях выгнулись в морской простор. Баркасы попятились от берега, ударили ладно весла, вызвав   возгласы развлеченных зевак. Шлюпы были у судов. Лебедками их спешно подтянули на борта.

         Англичане  муравьями карабкались по веревочным лестницам, скакали с мачты на мачту. Паруса стекали к палубе бледными сухими волнами, надувались береговым ветром. Грот-мачта оделась снежной елкою. Затрещал, захлопал просоленный марсель. Обычно суда оттаскивали в море баркасы с гребцами. На крайний случай к  амбразурам подкатили пушки и зажгли факела.

         Предосторожность не оказалась излишней.  Лодки со стрельцами шли к боковинам  кораблей, стараясь перекрыть рейд.. Разъяренный наместник  приказал острожным орудиям  пугнуть англичан дружным выстрелом. То ли порох отсырел от дождя, то ли наемники - иноземные пушкари имели розное с воеводой мнение, сии выстрелы не прогремели. Лишь крайняя пушка на стене рявкнула и зашипела тлеющим порохом. Корабли же ответили дружно. Молочные дымки нарисовались по борту. Холостые удары разнеслись далече. Единое ответно выпущенное ядро пролетело над воеводой и русскими вельможами. Догнало уходящий опричный обоз и наискось расщепило подле дороги дерево.

         Корабли контрагентов, главных и предпочтенных государевых поставщиков, вечных союзников, такие отношения провозглашались с туманным Альбионом, растворились в сизой декабрьской дымке, растаяли, развеялись.  Если б не кривая запись в приказной сказке с перечислением тюков, бочек и свертков и рассеченная опричной саблей стрелецкая берендейка, происшедшее без труда сошло бы за повальный народный сон. Два ершистых бивших крылами петуха, вырванных целовальниками дразнили воеводу Лыкова бессильной местью.

         Матвей торопился до ночи перебраться в Ивангород.  От Нарвы его отделял мост и недолгий путь, а там – другой наместник. Скорей бы переночевать под прикрытием крепостных стен. Ускользнуть далее суда да ряда с нарвским воеводою.

         Оказавшись за Нарвою он вздохнул покойнее. Дорога шла вдоль реки, слева открывалась ровная земля, укутанная коркой снега.  Низкие кривые сосны и ели собирались в рощи среди замерзших болот. Родная сторона без конца и края. Вольно дышится, когда забываешь кто ты и зачем. Можешь пойти в ту сторону или другую, если не увязнешь по пояс в снегу или не дрогнет на болоте лед, готовя погибель в студеной вязкой тине. На западе за рекой еще малинился закат, сбоку от бледных туч кидая пятна розового света на валуны и мореные холмы. Меж ними проглядывала уже валившая в тьму подступавшей ночи полулысая коричневая земля с жухлой летошней травой и сухими кустами можжевельника. Девичья гора с выросшим на ней Ивангородом чертилась высоко, явственно.

         Молодые мысли дяди и племянника уносились в даль востока к конечной цели их путешествия. В Новгороде ждала их милая. Оба любили одну, потому не могли ни посоветоваться, ни поделиться мыслями.