Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле

Герек, судя по всему, ощущал некое брожение в стране. Критические выпады против линии властей позволяли себе даже люди, накрепко связанные с партией, а епископат, будто что-то предчувствуя, образовал в мае 1980 года Комиссию по пастырской работе среди трудящихся. Очень вовремя! Именно рабочие, как позднее окажется, и станут могильщиками социализма в Польше. Но первым звоночком перемен, как и в шестидесятые, стала музыка. Польское телевидение в июне 1980 года впервые транслировало молодежный фестиваль в Яроцине — этот польский Вудсток, который за десять лет своего существования превратился в ведущую сцену музыкального авангарда в советском блоке. Главной сенсацией стало выступление на фестивале панк-группы «Ноцне шчуры» («Ночные крысы»).

Что касается примаса, то он еще в январе 1979 года, высказав Гереку в лицо все, что думает о текущей ситуации, зарекся встречаться с партийным лидером. Удар, однако, пришел откуда не ждали. Иоанн Павел II внезапно вернулся к идее-фикс Павла VI и поднял перед епископатом вопрос об установлении дипломатических отношений между Польшей и Апостольской столицей, причем на место нунция он прочил все того же Поджи, успевшего изрядно допечь примаса. Мало того, Войтыла еще и предложил издавать «Оссерваторе романо» на польском языке, а в главные редакторы прочил своего товарища из «Тыгодника повшехного» ксендза Адама Бонецкого. Такого Вышиньский точно не предвидел. Уж кому-кому, а Войтыле, несомненно, была известна позиция примаса по поводу размещения нунциатуры в Варшаве. Пусть теперь в Ватикане сидит поляк, что это меняет? Представитель Святого престола только мешал бы архиепископу улаживать вопросы с властью. Да и на ватиканскую прессу Вышиньский смотрел с подозрением: а ну как «Оссерваторе романо» напечатает что-либо, играющее на руку коммунистам в Польше?

В итоге примас добился права контролировать издательскую политику польской версии «Оссерваторе романо» (которая в виде ежемесячника была запущена в апреле 1980 года), а что касается папского представителя, то епископат устами своего секретаря Домбровского, ездившего в Рим в мае 1980 года, сумел убедить понтифика отложить вопрос[661].

* * *

Между тем Войтыле пришлось иметь дело с куда более непредсказуемым епископатом — итальянским. Поскольку римский папа по определению — еще и епископ Рима, он автоматически становится примасом Италии (подобно тому, как сан гнезненского архиепископа автоматически влечет за собой звание примаса Польши). Однако Войтыла не был итальянцем и очень поверхностно разбирался тонкостях управления местным клиром, не говоря уже об отсутствии опыта руководства епископатом вообще. Перед глазами он имел лишь пример Вышиньского, но Польша — не Италия, на Апеннинах духовенство не воевало с правительством, а сотрудничало с ним.

Первое, что бросилось в глаза Войтыле, когда он пригляделся к итальянским реалиям — достаточно ровное отношение жителей к религии. Влияние церкви и католических организаций падало, а духовенство взирало на это с необъяснимой для папы-славянина беспечностью. Вдобавок повис вопрос с назначением председателя конференции итальянского епископата, ибо прежний глава, кардинал из Болоньи Антонио Пома, уже давно просил об отставке. Войтыла не воспользовался случаем, чтобы утвердить свою власть. Вместо этого он положился на выбор итальянских иерархов, которые в большинстве высказались за туринского архиепископа Анастасио Балестреро. Иоанн Павел II наверняка не без удовольствия принял этот выбор, так как Балестреро принадлежал к его любимому монашескому ордену босых кармелитов.

Однако вскоре выяснилось, что они с туринским архипастырем по-разному смотрят на местный католицизм. Войтыла сразу и безоговорочно поддержал консервативную организацию «Общение и освобождение» (Comunione e Liberazione, CL), которая в семидесятые годы яростно агитировала за запрет разводов и боролась с коммунистами, не брезгуя насилием: драки с марксистской молодежью у ее членов были в порядке вещей. Основатель движения Луиджи Джуссани не скрывал, что его идеалом было Средневековье. Политическое влияние CL, особенно в среде христианских демократов, заставляло подозревать в ней могущественную структуру, всюду пустившую свои щупальца. Некоторые открыто величали ее сектой. Войтыле, однако, эти люди импонировали преданностью делу церкви и христианизаторским порывом, так милым его сердцу. Кажется, он вообще не интересовался, к какому флангу католичества примыкает та или иная организация, лишь бы она приобщала народ к учению Христа. Наряду с CL он поддерживал и их антагонистов из общины святого Эгидия, делавших упор на работу с бедняками и экуменическую деятельность за рубежом. Ведь все они выполняли общее дело — несли в массы слово Христово[662].