Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле

Агджа вслед за Скриччиоло заявил, будто по поручению болгар должен был застрелить и Леха Валенсу, когда тот был в Риме. Версия на первый взгляд абсурдная, ибо тогда под угрозой срыва оказывалось главное дело — убийство понтифика. Однако один из членов польской делегации, посетившей Рим вместе с лидером «Солидарности», вспоминал, что во время прогулки по городу в компании Скриччиоло на одной из маленький улочек его блокировали две машины, но по знаку итальянца освободили дорогу. Причем изначально на прогулку со Скриччиоло должен был идти и Валенса, однако остался в гостинице по настоянию жены.

Создается впечатление, что Агджа менял показания в зависимости от того, что писала в данный момент пресса. Антонов, Пациенца, Скриччиоло, Валенса — все эти фамилии мелькали тогда на страницах итальянских газет. К тому времени турецкий террорист неплохо освоил язык Данте, особенно юридические понятия[875]. Агджа явно страдал комплексом Герострата и спешил связать свое имя с каждым громким делом[876].

Десятого октября 1983 года его допросили два болгарских следователя, прилетевших в Рим, после чего он сразу дезавуировал прежнее заявление о намерении убрать Валенсу. А 11 октября итальянская мафия убила родного брата судьи Импосимато — Франко, активиста профсоюзного движения. То, что это месть судье, было понятно с самого начала. Подозрение превратилось в уверенность, когда спустя несколько лет в руках полиции оказались убийцы и заказчик, которым оказался «кассир» сицилийской мафии Пиппо Кало. Не ясно, однако, за что именно мстили гангстеры, — Импосимато вел множество дел, как связанных с политикой, так и чисто уголовных[877].

Судьба Эмануэлы Орланди так и осталась загадкой. На Рождество 1983 года Иоанн Павел II навестил ее родителей, а через два дня отслужил мессу для заключенных тюрьмы Ребиббия, где встретился с Агджой. Террорист сам просил о встрече. К тому времени он уже успел провозгласить себя Иисусом Христом и почитать кое-что о чуде в Фатиме. По словам понтифика, Агджа не выказал ни малейшего раскаяния, лишь удивлялся, что не попал в римского папу, и очень опасался мести Девы Марии, которую полагал богиней[878].

* * *

Среди всех этих печалей из Стокгольма неожиданно прилетела радостная весть: Леха Валенсу удостоили Нобелевской премии мира. Теперь, как бы ни хотелось польским партократам, к нему уже нельзя было относиться как к отставному политику. Наоборот, он превратился в деятеля глобального масштаба, почти как римский первосвященник.

Польские власти попытались решить проблему с диссидентами старым добрым способом: вышвырнуть главнейших оппозиционеров из страны. Однако проходившие в конце 1983 — начале 1984 года при посредничестве клира переговоры с одиннадцатью наиболее известными деятелями «Солидарности» ничего не дали. Адам Михник в декабре 1983 года отправил письмо Кищаку, где назвал свиньями тех, кто предлагал диссидентам свободу в обмен на «моральное самоубийство».

Иоанн Павел II проявлял живейшее участие в судьбе заключенных. С одной стороны, он упрашивал Рейгана отменить санкции (находя в этом поддержку у филадельфийского кардинала Круля), с другой — настаивал в разговоре с председателем Госсовета Яблоньским, прибывшим (впервые в истории ПНР!) на памятные мероприятия в честь взятия Монте-Кассино, что надо освободить интернированных. Ярузельский не шел на это, требуя от диссидентов гарантий прекращения «враждебной деятельности». В отношениях с епископатом он также проявлял неуступчивость: в конце 1983 года правительство отвергло проект урегулирования юридического статуса католической церкви и предписало очистить школьные классы от настенных крестов (возвращенных туда в 1980–1981 годах). Двадцать пятого ноября 1984 года Политбюро приняло целую программу взаимоотношений с церковью, сводившуюся к атеизации общества[879]. Оно и неудивительно: согласно опросам общественного мнения, число людей, читавших дома молитвы, достигло к 1983 году 48,8%, в то время как в 1978 году таковых было всего 22,5%[880]. Вот он, эффект папы-поляка! И мириться с этим было нельзя.

Впрочем, первый секретарь ценил роль католической церкви в успокоении народа, чего совершенно не понимали советские лидеры, укорявшие генерала за неуместные заигрывания с «реакцией»[881]. Иоанн Павел II, со своей стороны, тоже проявлял здравомыслие. В феврале 1984 года он убеждал вице-президента Джорджа Буша — старшего, что правительство в Польше сменить не удастся, максимум, на что можно рассчитывать, — это повлиять на Ярузельского, дабы он показал «более человеческое лицо»[882].