Читаем Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле полностью

В отношении церкви польские власти продолжали лавировать. С одной стороны, закончились неудачей переговоры об урегулировании ее правового статуса, не выгорел и план по созданию Крестьянского фонда, окончательно похороненный осенью 1986 года. С другой стороны, расцвело церковное строительство. В том же 1986 году возводилось 3000 объектов сакрального назначения. Такой размах заставил министра Лопатку взвыть на заседании Смешанной комиссии: «Вы все хотите сделать за одну пятилетку, точно не верите в крепость церкви». Росла численность клира, расширялась католическая пресса. В 1983 году римско-католическая церковь в Польше располагала аж 29 издательствами, выходило в свет 89 журналов общим тиражом около полутора миллионов экземпляров[926]. Второго февраля 1987 года произошла вещь и вовсе неслыханная: примас Глемп впервые в истории дал интервью советскому органу прессы — «Литературной газете». Русская православная церковь готовилась отмечать тысячелетие крещения Руси, в связи с чем ожидала приезда многих сановных гостей, в том числе от римско-католической церкви. Годом раньше Глемп посетил Литву и Белоруссию, а в 1987 году во Львов и Вильнюс наведались архиепископ Хайме Син и мать Тереза.

Понтифик нужен был Ярузельскому, чтобы благословить «перезагрузку» режима, но и понтифику нужен был Ярузельский — чтобы совершить третье паломничество в Польшу. Переговоры об этом велись весь 1986 год. Первосвященник никогда не забывал о родине. Он, побывавший уже в самых отдаленных уголках планеты, встречавшийся с величайшими политиками мира, выступавший перед миллионными толпами, снова и снова рвался в Польшу, словно питался соками родной земли. Вот и сейчас, едва успев перевести дух после третьего путешествия в Азию, которое занесло его аж на Сейшельские острова и в Сингапур, он снова обратил взор на Польшу, потребовав от ее лидера наладить официальные отношения со Святым престолом, определить наконец правовой статус церкви и позволить ему, главе римско-католической церкви, съездить в Гданьск — колыбель «Солидарности». Ярузельский, со своей стороны, прибег к традиционной риторике властей ПНР: о борьбе за мир, о возрождении пангерманизма, о польско-советской дружбе, поблагодарил главу Ватикана за усилия по изменению отношения Запада к Польше и выразил готовность к диалогу с церковью, хотя не преминул уколоть епископат за игнорирование празднования 40‐й годовщины ПНР (в 1984 году) и уклонение значительной части клира от выборов в Сейм. В итоге была установлена дата визита — 8–14 июня, и маршрут, включавший Гданьск. Однако и тут не обошлось без шероховатостей: власти не позволили провести богослужение в Познани в ознаменование 30-летней годовщины тамошнего бунта. «Сделаете это на столетие», — отрезал Адам Лопатка на встрече с представителями епископата[927].

* * *

Прежде чем приехать в Польшу, Иоанн Павел II в очередной раз посетил Южную Америку. Поводом явился Второй всемирный день молодежи. За океаном ему тоже пришлось иметь дело с лукавым и прагматичным диктатором, но правого толка — Аугусто Пиночетом. Сделав однодневную остановку в Уругвае, 1 апреля Войтыла прибыл в Сантьяго.

Чили, как и вся Латинская Америка, металось между двумя крайностями — коммунистическими революционерами и военной хунтой. Левое движение, подкрепленное моральным наследием таких персон, как Пабло Неруда, Виктор Хара и Сальвадор Альенде, не допускало и мысли о каком-либо компромиссе с Пиночетом, в то время как последний представлял себя защитником христианской цивилизации от нападок безбожных марксистов. Эта уловка, однако, мало помогала: местный епископат так сильно невзлюбил своего президента, что даже не прибыл в аэропорт встречать понтифика, чтобы не оказаться в одной компании с «кровавой собакой». Нунций Анджело Содано тоже был с ним не в ладах. В начале 1984 года он предоставил убежище четырем боевикам Левого революционного движения, наотрез отказавшись выдать их чилийской полиции.

Среди южноамериканских лидеров, отнюдь не отличавшихся симпатиями к левым, Пиночет тоже считался фигурой одиозной — лишь президент Уругвая нарушил всеобщий бойкот и посетил с официальным визитом страну, протянувшуюся вдоль Анд. Впрочем, на тот момент в самом Уругвае у власти стояла военная диктатура, на пару с аргентинцами развязавшая «грязную войну» против оппозиции, особенно левого толка (в частности, против легендарной группировки «Тупамарос», придумавшей городскую герилью). Но уругвайская хунта пала в 1985 году, через два года после аргентинской, а вот Пиночет продолжал держаться за власть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии