Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле

— Это от злости, — ответил римский папа, уже прощаясь. Потом обернулся и добавил: — А злость голосу вредит.

Видимо, из‐за вывиха руки он и поскользнулся в ванной спустя одиннадцать дней после этой встречи, да так, что сломал шейку бедра. Это надолго выбило его из седла и навсегда подвело черту под лыжными заездами. «Только этого мне и не хватало в Год семьи», — раздраженно бросил Войтыла, выслушав диагноз.

Из-за госпитализации он не смог лично закрыть африканский синод, не смог принять бурундийских епископов, а еще ему пришлось перенести встречу с кардиналами по поводу юбилейного 2000 года и отменить поездки на Сицилию, в Бельгию и Ливан. Наконец, прошли без него и памятные мероприятия в честь взятия Монте-Кассино солдатами Андерса, ради чего в Италию слетелись ветераны сражения и польские епископы во главе с примасом Глемпом. Иоанн Павел II вынужден был ограничиться приветственным письмом, которое отправил из клиники.

Монастырь пал 18 мая, в день рождения Иоанна Павла II. Пресса отметила эту дату россыпью статей о возможной отставке понтифика. Назывались даже сроки — 13 или 14 июня, когда должна была состояться консистория. Особенно усердствовал в прогнозах испанский писатель-иезуит Педро Мигель Ламет, ранее успевший настрочить биографии Педро Аррупе (с которым дружил) и Кароля Войтылы (которого недолюбливал). Его активность заставила Святой престол добиться от руководства ордена запрета литератору-монаху пуб­ликовать статьи на эту тему без ведома начальства[1173].

Понтифик не отрекся от престола и на этот раз, но теперь вынужден был ходить с палкой. «А все-таки она вертится!» — ошарашил он сотрудников курии знаменитой цитатой Галилея, впервые пройдясь по синодальному залу после операции на бедре[1174].

* * *

К концу XX века римско-католическая церковь все отчетливее превращалась в церковь третьего мира. Каирская конференция показала это со всей очевидностью. Союзниками Святого престола в борьбе против свободы абортов выступили делегации Латинской Америки и исламских стран. Рецепт ат-Тураби все-таки сработал, хоть и частично. Пусть суданца не было на конференции, его мысль повторил авторитетный египетский проповедник и профессор Каирского университета Абдул Сабур Шахин: «У нас совпадает много пунктов. Римский папа не может нас бросить. Опасность атеизма слишком велика, чтобы не стремиться к единству».

И действительно, представители исламского мира, гости из Латинской Америки и делегат от Апостольской столицы говорили в унисон: документ в существующем виде принимать нельзя, он противоречит нормам морали — будь то католической или мусульманской. Американцам и европейцам такое единомыслие казалось доводом в пользу косности Ватикана, спевшегося с самыми дремучими режимами.

Прибывшие на конференцию Альберт Гор и премьер-министр Норвегии Гру Харлем Брунтланн вкупе с эмансипированной пакистанкой Нафис Садик напирали на права женщин, однако наткнулись на возражения других женщин: премьер-министра Пакистана Беназир Бхутто (выпускницы Гарварда, между прочим) и исполнительного директора Секретариата Католической конференции США во вопросам защиты жизни Гейл Квин. Это раздражало. «Вон идет та сука», — услышала Квин разговор двух членов американской делегации, проходя мимо них.

Иоанн Павел II на конференции не присутствовал, позицию Ватикана отстаивал наблюдатель Святого престола при ООН епископ Ренато Мартино. Он-то и поставил подпись под «Программой действий», вызвав сенсацию: неужели Апостольская столица поддержала аборты и контрацепцию? Ведь раньше Ватикан не одобрил даже более умеренную резолюцию мексиканской конференции, а что произошло теперь?

На самом деле под давлением мусульман, латиноамериканцев и Святого престола в «Программу действий» внесли, казалось бы, косметические, но принципиальные поправки. Во-первых, аборты из разряда обычных перешли в разряд вынужденных мер, и ни разу не «безопасных», как звучало изначально («Как может быть безопасным убийство детей?» — вопрошали люди из Ватикана). Во-вторых, фразу «там, где аборты легальны, их нужно проводить безо­пасным способом» изменили на «там, где аборты не противоречат закону». Вроде бы мелкая корректировка, но она оставляла надежду на изменение закона и не декларировала моральной приемлемости абортов[1175].

Пункт 8.25, где содержались все эти формулировки, во избежание разногласий, записали на шести языках (в то время как весь остальной текст — лишь на английском). Теперь он звучал так: «В любом случае аборт не следует поощрять как метод планирования семьи <…> В случаях, когда аборт не противоречит закону, его следует производить в адекватных условиях…» [1176]