Читаем Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле полностью

Войтыла, конечно, не испытывал неприязни к слабому полу. Однако он невольно подтвердил такое мнение о себе, подписав 22 мая 1994 года апостольское послание «Ordinatio sacerdotalis» («Рукоположение священников»), в котором окончательно подвел черту под вопросом допуска женщин в состав клира: «Церковь не имеет полномочий, чтобы рукополагать женщин». Заметим — не римский папа, а именно церковь! Почему? Потому что Христос даровал священство сугубо мужчинам. Кто мы такие, чтобы идти наперекор Христу?[1159] А Конгрегация вероучения еще укрепила мнение о церкви как дремучей организации, огласив в августе того же года, что Святой престол не может одобрить операций по стерилизации женщин для предотвращения опасных беременностей.

Символично, что на состоявшемся спустя два месяца синоде епископов, обсуждавшем вопросы монашеской и посвященной жизни, из 348 участников было всего 59 женщин, хотя на 224 000 рукоположенных мужчин в мире приходилось 615 000 монахинь[1160]. Святой престол упрямо отказывался видеть в женщине кого-то помимо жены, матери и монахини.

В июне Войтыла начал публичную кампанию против проекта каирской резолюции. За три летних месяца он десять раз обращался к вопросу абортов, выступая с проповедями и молитвами. Параллельно проводил брифинги Наварро-Вальс, не устававший напоминать об этом вопросе международному сообществу. Гремела «Оссерваторе романо», объявившая, что наряду с политическим и экономическим империализмом существует и контрацептивный. «Риторика Ватикана невероятным образом начала повторять риторику недавно свергнутых режимов Восточной Европы», — заметил по этому поводу журналист «Нью-Йорк таймс» Тед Шульц[1161]. В Маниле архиепископ Син вывел двести тысяч человек на манифестацию в поддержку позиции Святого престола, а Торан посетил Иран и Ливию, чтобы договориться с ними о совместных действиях на Каирской конференции[1162].

Их активность принудила вице-президента США Альберта Гора 25 августа заявить, что Вашингтон не собирается продвигать международный закон о прерывании беременности. Но папский пресс-секретарь спустя шесть дней опроверг это утверждение, процитировав соответствующее место в проекте резолюции, принятое как раз по американской инициативе.

Иоанн Павел II нервничал. Его тревожили и «преступные» инициативы ООН, и нараставшие как снежный ком проблемы со здоровьем, и бойня в Боснии и Герцеговине. Вдобавок, совершенно неожиданно, вспыхнула Руанда, где хуту и тутси устроили взаимный геноцид. А ведь Руанда — один из бастионов католичества в Африке! Как тут не впасть в гнев?

Приближалось его 75-летие. Обычно в таком возрасте иерархи уходили на покой. Войтыла, конечно, помнил, какое беспокойство испытывало польское духовенство, да и партия ввиду возможного ухода на пенсию Вышиньского. Примаса тогда уговорили остаться (он и сам, впрочем, был настроен продолжить служение). Но остаться ли теперь ему самому? Травмы все сильнее донимали его. Ощутимо дрожала левая рука — верный признак болезни Паркинсона. По свидетельству его ученика Тадеуша Стыченя, работавшего в Люблинском католическом университете, летом 1994 года, во время отдыха в долине Аосты, Войтыла пережил собственную Гефсиманскую ночь, мучимый вопросом своей отставки. Стычень тогда заметил понтифику: «Епископ — он ведь как отец, и упокоить его может только смерть». Действительно, «<…> папе-пенсионеру нет места (в мире. — В. В.)», — заявил сам Иоанн Павел II лечащему врачу[1163]. Христос страдал, покоряясь воле Отца, следовательно, и ему тоже, наместнику святого Петра, следует так поступить, подчиняясь Господу[1164].

* * *

Парадоксально, но администрация Клинтона, с которой он вел борьбу за права нерожденных, оказалась его самым мощным союзником в миротворческом процессе на Балканах. Более того, в декабре 1994 года Клинтон предложил Иоанну Павлу II объединить усилия в благотворительной и миротворческой деятельности по всему миру. Понтифик согласился[1165].

«Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, даруй нам мир! — воззвал Войтыла 23 января 1994 года, на Всемирный день молитв за мир на Балканах. — Дорогие братья и сестры, сегодняшняя молитва — это и паломничество <…> Можно сказать, мы совершаем паломничество на коленях, как я это наблюдал столько раз в санктуариях — не только на моей родине, но и в Мексике, на Филиппинах и в других местах. Паломничество, паломничество ради мира, молитвенное паломничество. С этим паломничеством мы идем на измученную землю Балкан, к нашим страдающим братьям и сестрам. Пусть не чувствуют они себя одинокими и брошенными, вы не брошены, мы с вами и пребудем с вами всегда!»[1166]

Этих слов не было в тексте проповеди, розданной журналистам. Но римский папа, взбудораженный вестью о гибели от взрыва снаряда шестерых сараевских детей, опять, как в Колорадо, дал волю эмоциям.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии