Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле

Но все было не совсем так. Разумеется, глава Апостольской столицы не пересмотрел своих взглядов. В той же рижской речи он еще раз осудил марксизм за его борьбу против религии и за избыточный коллективизм, лишающий человека всех прав во имя блага общества. Однако Иоанн Павел II не был слеп и видел, в чем причина популярности марксизма. Об этом он говорил еще в 1987 году президенту Рейгану. Вот и сейчас римский папа скрепя сердце признал, что «обычные люди» предпочитают коллективизм, а не индивидуализм. Он сказал об этом в интервью Ясю Гавроньскому, которое дал по следам парламентских выборов в Польше, принесших победу посткоммунистам.

Индивидуализм и антииндивидуализм — эти явления он критиковал еще в «Личности и поступке». Теперь ему пришлось сделать то же самое в политическом приложении. Опечаленный итогами парламентских выборов на родине, Иоанн Павел II сказал, что к такому грустному результату привели ссоры в лагере «Солидарности» и чрезмерный индивидуализм, вообще свойственный полякам, которые сильны в оппонировании, но слабы в управлении. Иначе, впрочем, и быть не могло, продолжал Войтыла. Ведь у тех, кто сверг однопартийную систему, отсутствует опыт руководства, зато он есть у тех, кого они свергли. И конечно, нельзя сбрасывать со счетов темные стороны капитализма, борьба с которыми в свое время возвысила марксистов. Церковь тоже борется с этими темными сторонами, заявил он, но не политически, потому что социальное учение церкви — это богословие, а не общественно-политическая доктрина[1150].

Какой грустный парадокс! «Солидарность», защищавшая права человека, скомпрометировала себя поддержкой крайнего индивидуализма, а люди, против которых она когда-то боролась, теперь оказались чуть ли не поборниками этики солидарности! Кто бы мог предвидеть такой поворот еще пару лет назад?

* * *

Разочарования, разочарования — они преследовали понтифика в тот год и в Польше, и в Италии, и по всей Европе. «Надо очень сильно любить Бога, чтобы понять, насколько для добра необходимо зло. Одному Богу это известно. И мне тоже», — говорит Джулио Андреотти в фильме Паоло Соррентино «Божественный», снятом в 2008 году. Разумеется, это фантазия сценаристов — ничего подобного многомудрый политик открыто не произносил. Однако эти слова прекрасно отражали его образ действий на протяжении примерно сорока лет. Но в 1993 году и этой блестящей карьере пришел конец.

Небесному Провидению было угодно, чтобы в том же году Иоанн Павел II написал: «Нельзя творить зло во имя добра». Он заявил это в очередной энциклике — «Veritatis splendor» («Сияние истины»), изданной 6 августа. Понтифик писал в ней о связи морали с совестью, о разграничении обычных грехов и смертельных, об ущербности атеистического гуманизма, ставящего свободу превыше Бога, об уподоблении Христу как цели духовного служения. Все это уже ранее где-то звучало — в люблинских лекциях, в «Личности и поступке», в послании «Reconciliatio et paenitentia», в энцикликах «Redemptoris missio» и «Centesimus annus». Из относительно нового — римский папа отстаивал важность деяний человеческих в спасении души[1151]. Казалось бы — банальность. Ан нет!

На самом деле это один из вечных вопросов христианства. Если человек совершает добрые поступки, нуждается ли он для своего спасения в церковных таинствах? «Нет», — заявлял галльский монах IV–V веков Пелагий. Человек по природе добр и в его воле грешить или не грешить. Церковь тут может быть помощницей, но человеку по силам обойтись и без нее.

Из этого логично следовало, что Бог не всеведущ и не всемогущ. Он сотворил человека, а что будет с ним дальше — это зависит целиком от человека. Попахивает язычеством! Против такого толкования восстал Блаженный Августин. Он максимально сузил границы человеческого своеволия, отдав спасение на откуп Божественной благодати: мол, истинно верующий и так будет совершать хорошие поступки (ибо они прописаны в Библии), а неистинно верующему Господь по милости Своей дает шанс уверовать. Но из этого уже можно было сделать вывод, что добрые поступки вообще неважны: человек изначально предназначен к спасению или гибели.