Иоанн Павел II. Поляк на Святом престоле

В мае полетами в Азербайджан и Болгарию понтифик открыл новый сезон путешествий. «В этой стране едва наберется сто двадцать католиков, святой отец», — заметил ему Наварро-Вальс, когда они сходили по трапу в бакинском аэропорту. «Со мной, значит, будет сто двадцать один», — ответил Войтыла.

Действительно, посещение Азербайджана выглядело странно и для поверхностных наблюдателей могло объясняться разве что желанием уравновесить прошлогодний визит в Армению, с которой у Азербайджана тлел вооруженный конфликт. Однако первосвященник ставил куда более масштабную цель: в очередной раз воззвать из мусульманской страны к миру между религиями. Именно об этом он и говорил в обеих своих речах, произнесенных, что интересно, по-русски: «Религии, которые в этой стране стараются действовать в согласии своих намерений, не являются и не должны быть трагическим предлогом для противостояний, зародившихся в других местах. Никому не дано право призывать Бога в защиту своих эгоистических интересов»[1399]. Как обычно, в подкрепление своих мыслей понтифик цитировал местного литератора (в данном случае — Низами) и воздал хвалу каждому ростку от единого авраамического корня: исламу, иудаизму и христианству (не забыв особо подчеркнуть уважение к православию). Поскольку в Баку не было нунциатуры, римский папа впервые за время своих международных визитов поселился в гостинице, а мессу за отсутствием католических храмов отслужил во дворце спорта.

Риторические поклоны перед православием — хорошее вступление к следующему этапу поездки: Болгарии. Здесь ему представился случай закрыть очередную страницу истории, публично опровергнув подозрения в причастности болгар к покушению Агджи, что понтифик и сделал во время встречи с президентом Георгием Пырвановым — посткоммунистом наподобие Квасьневского, который, как и его польский коллега, вскоре приведет страну к членству в ЕС и НАТО.

Болгария в тот момент представляла собой едва ли не лучшую иллюстрацию экуменизма среди всех православных стран, одновременно демонстрируя невероятное сплетение политических традиций. Если государство возглавлял бывший коммунист, то правительство — бывший царь, Симеон II, женатый к тому же на испанской католичке. Чтобы не задеть ничьих религиозных чувств, брак монаршей четы был заключен в три этапа по разным обрядам; двух старших детей Симеон II крестил в православии, а трех остальных — в католичестве.

Болгарское духовенство, как и греческое, не шибко привечало Апостольскую столицу. Вот и сейчас часть епископов отказалась участвовать во встрече с Иоанном Павлом II. Поэтому Войтыла не пожалел сил, чтобы расположить их к себе. В Рильском монастыре он воспел хвалу монастырской традиции восточной церкви, в Пловдиве, беатифицировав трех местных католиков, отдал должное православным мученикам за веру и сказал несколько комплиментов в адрес местного митрополита. Сюда же вписывались и его слова о деле Агджи[1400]. Но главное случилось 24 мая во владычном дворце Софии, где Иоанн Павел II встретился с предстоятелем болгарской церкви патриархом Максимом. Двадцать четвертое мая — День святых Кирилла и Мефодия, крупнейший болгарский праздник. Наконец-то Войтыла смог поведать о «двух легких Европы» в той стране, которая, как считается, и дала миру апостолов славян![1401] Этим шансом он воспользовался сполна, напомнив об общей традиции единого тогда еще христианства, а также о том, что солунские братья заручились в своей деятельности одобрением Рима[1402].

* * *

Подведение итогов, начавшееся в Болгарии, продолжилось в Италии и Польше. Понтифик словно торопился подбить дела, не желая оставлять долги. Шестнадцатого июня он канонизировал отца Пио, 6 октября — Хосемарию Эскриву. А между этими датами успел освятить в Кракове долгожданный санктуарий Милосердия Божьего — центр культа святой Фаустины Ковальской. Он сделал это в рамках восьмого паломничества на родину, теперь уже точно последнего.

«Я глубоко убежден, что если бы не Ты, мир был бы другим, а Лех Валенса не стал бы Лехом Валенсой», — написал бывший лидер «Солидарности» в 2000 году, поздравляя Иоанна Павла II с восьмидесятилетием[1403]. Мнение спорное, но то, что понтификат Войтылы вознес Центральную и Восточную Европу на глобальный уровень, несомненно. Павел VI тоже давал высокие посты выходцам из соцлагеря и цитировал православных философов, но лишь при Иоанне Павле II этот регион начал приобретать духовный вес, сравнимый с весом западной культуры (частью которой, впрочем, поляки всегда себя считали). Польские артисты и ученые на аудиенциях римского папы, польские флаги на папских литургиях, польские статьи на страницах итальянской прессы — все это стало обыденностью за те двадцать семь лет, что Войтыла занимал Святой престол. Имена Фаустины Ковальской, Юзефа Калиновского и Адама Хмелёвского теперь знал весь католический мир, а польские политики стали завсегдатаями ватиканских мероприятий.