И вот римская армия, поспешая, увидела сомкнутые ряды врага на вершинах всех холмов и гор, местность была окутана дымом и пламенем, а леса, перед которыми выстроились глубокие линии воинов, казалось, уходили за горизонт. Все их хижины были замаскированы, и со всех сторон голоса их звучали диким продолжающимся ревом. Вы могли бы подумать, что рощи и отражающие эхо леса сотряслись от приближения могучей бури или что о берег бьются [гигантские] океанские волны. С одной стороны раздавались крики воинов, с другой – дикое ржание лошадей. Дрожащее завывание женщин сотрясало воздух, и [словно] сама земля двигалась в каком-то бесконечном кипении. И вот череда пастухов выходит из долин и разбегается с прибытием врага. Блеяние их овец разносится над пастбищами, словно толстый слой пыли, поднимающийся от земли. Вот одна лошадь, которой отпустили удила, носится по равнине галопом, и [ее всадник] первым хватает свою добычу из пасущегося стада. Чтобы отрезать животных [от пастухов], вот еще, смотрите, выехали поодиночке несколько вражеских воинов из своих смертоносных ущелий. Вы можете видеть, как они нападают без всякого порядка. Не ищут они в своей ярости, кого бы вызвать на поединок, но, крича, выставляют напоказ свою свирепость, после чего потрясают материей [знамен], вызывая свои отряды из лесов на подмогу, как мавры всегда и делают. Первыми все вместе налетели быстрые фрексы, готовые к первому состязанию в этой легкой стычке. Но в сердце своем они не кто иные, как беглецы, годные только выслеживать стада, но не стоять прямо в боевом строю.
И вот в тот момент и пролилась кровь, и война началась, ибо могучий командир Гейзирит[28]
по приказу главнокомандующего выдвинулся перед нашими основными войсками, вместе с мудрым Амантием, разведать вражеские оплоты, осмотреть долины и, как было в обычае, избрать легкий путь для продвижения армии. Ряды римских войск стояли на высоком холме. Они смотрели в ожидании на отвратительные племена и раздумывали, что им придется вынести ради их великого полководца, ибо им была не по нраву такая партизанская война с поиском противника в густых зарослях. Кто мог, в конце концов, вынести вид стольких тысяч людей? Враг был многочислен, словно саранча в освещенном звездами небе, разносимая порывом ветра по полям Ливии, когда заканчивается весна и порожденный небом южный ветер крутит все, что захватит, и сносит прямо в море. В тот день сердца обеспокоенных селян трясутся от страха, что эта катастрофа уничтожит их урожай, опустошит нежные цветущие сады или повредит оливы, набросившись на листву от мягких ростков. [Ездившие на разведку] римские воины теперь возвращались обратно с докладом командующему. Но враг приблизился и окружил их очень мобильными силами. Плотные колонны подходили все ближе, ибо враг собрался из своих убежищ в горах и без числа заполнил поля, выйдя из устьев всех проходов. Среди них были отряды австуров и муктунианов, охочие до вылазок, горячие до схваток, с непобедимым оружием. Храбрые илагуаны присоединились к ним, и теперь их передовая линия была еще ближе к враждебной римской армии и продвигалась вперед на своих бесчисленных скакунах. Они создавали постоянное смешение и, давя плотными рядами, одолели наших людей. Поле боя заколосилось копьями, и земля тряслась от могучего топота – так ветры с грохотом гонят бегущие облака. Тогда тучи блистают частыми вспышками молний, и начавшаяся буря разражается тяжелыми градинами, падающими, словно камни; и замерзший путник, бичуемый дождем и ветром, склоняет печальное лицо к земле и скрежещет зубами. Побиваемый [градом], он поворачивается и бежит в поисках безопасного укрытия под покров леса. Так и римские конники отступили под тяжким натиском врага. И хотя храбрость и может пробудиться волей к совершению славных дел, все же враги, собравшиеся против римских воинов, были слишком многочисленны. Наши люди не могли отбиться от них ни копьями, ни тонкими дротиками. Только меч был достаточно силен, чтоб вывести из строя вражеского воина. Действительно, у них едва хватало сил подставлять под его смертоносные удары свои щиты. Печальный ропот поднялся к небу, и щиты воинов, поднятые для защиты, стонали снова и снова под ударами отражаемого ими оружия. Жизнь римских воинов подвергалась несказанным опасностям, пока наконец постепенно они с боем не отступили и не заняли холмы, что возвышались напротив них.