Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

Что я помню особенно отчетливо, так это то, что, несмотря на все ежевечерние молитвы перед сном, четки и воскресные службы, которые я посещала с раннего детства, в тот момент мне почему-то не пришло в голову молиться. Вот мои товарищи по йога-семинару вечно твердят, что каждому человеку свойствен естественный позыв — медитировать, молиться Богу или высшей силе, и я, конечно, все понимаю — сама постоянно разговариваю с Богом про себя. Но почему-то в тот критический момент, будучи невинным ребенком, я не обратилась к Богу.

И что это значит?

Одному Богу известно. Ха!

Итак, я не стала молиться. Вместо этого слезла с камня и перевернула его. Крабики-отшельники тут же расползлись во все стороны, и большинство смылись быстрее, чем я успела их поймать, но одного все-таки ухватила. Зажав в ладонях его крошечное тельце с маленькими лапками в красно-коричневом панцире, нашла еще один камешек, отряхнула его от песка неловким движением занятых рук, села и стала глядеть на малюсенькие клешни, щиплющие меня за ладони. Меня это почему-то успокаивало. Да, я была маленькой, а океан передо мной — безбрежным и равнодушным. Я знала, что, возможно, больше и нет ничего. Может, уже тогда, в детстве, я узнала правду — что небеса пусты, а существование океана не доказывает ничего, кроме факта существования океана. Может, природа — это единственное, что у нас есть. Наверное, я уже тогда начала понимать, что религия для меня — всего лишь часть культуры, то, что делает мой народ, чтобы как-то облечь в слова тайну, связывающую нас, то, из-за чего мы все являемся свидетелями абсурдной случайности наших жизней. Может быть, я уже тогда понимала, что молитва — это всего лишь способ, взглянув друг на друга, сказать без слов: и ты тоже чувствуешь вот это, непонятное? ты тоже не знаешь, что там? и тебе любопытно?

Ну все, хватит. Хватит думать. Пойду пообщаюсь со своими далекими предками.

Позже

Обезьяны в лесу ручные, как домашние, куда приветливее собак, рыщущих по улицам Убуда. Конечно, они все равно шальные, но такие милые. Может, мне так кажется потому, что, глядя, как они мечутся туда-сюда — в одну секунду вычесывают друг друга, в другую вопят на своих товарищей, в третью сидят и тормозят, объевшись папайей, — я чувствую, что у нас много общего.

Сам лес удивительно красив. Каменная тропа, ведущая в его чащу, широка и окружена стеной до пояса, поросшей бархатистым зеленым мхом. Я долго сидела на этой стене, наблюдая за туристами, которые сюсюкали с мамами-обезьянками и их крошечными детенышами, похожими на кукол. Те сидели на корточках и ели бананы и папайи почти с изяществом, не разбрасывая кожуру, а аккуратно складывая ее рядом — точь-в-точь щеголи из пьесы Мольера, роняющие надушенный платочек на кушетку, зная, что услужливый камердинер скоро придет и подберет его. А камердинер у них и вправду был: невысокий человечек в желтом саронге и черной футболке, который и раздавал папайи из большой корзинки.

Чуть поодаль на земле сидели две молодые мамы-макаки. Расположившись лицом друг к другу и усадив на коленки своих малышей, они словно обсуждали трудности современного материнства и необходимость сочетать работу и дом. Я подошла к ним поближе и села на корточки совсем рядом, чтобы было лучше видно. Мамаши не обращали на меня внимания. Малыши таращились на меня, вцепившись в волосы на груди у мам. Какие же они были хорошенькие! Мне сразу захотелось завести ручную обезьянку. А еще стать как Джейн Гудалл[38], переехать в Африку навсегда и жить с шимпанзе. Заняться наукой. Бросить все эти йоговские штучки и сосредоточиться на реальных фактах!

И вот когда я подумала об этом, кто-то вдруг сел мне на плечо, и крошечные пальчики вцепились в мои волосы. Я повернула голову и увидела смешную мордочку детеныша макаки.

Он улыбался и тер мою руку банановой коркой. Тут же ко мне подошел высокий белый мужчина с бородой.

— Совсем не боится! — воскликнул он и засмеялся.

Обвешанные фотоаппаратами туристы тут же бросились, чтобы запечатлеть момент на свои цифровые камеры. Обезьянка довольно позировала. Я же старалась не двигаться, улыбаясь своему новому другу и представляя себя Джейн Гудалл, позирующей для обложки своей последней книги. Однако это по-прежнему была я, а не Джейн Гудалл, и всякие обезьяньи ареалы и повадки шимпанзе в данный момент интересовали меня меньше всего. Нет, гораздо больше меня беспокоило, как бы бесстрашный маленький детеныш не пописал мне на плечо или не заразил бы меня вшами. Мой новый друг взялся вычесывать мне волосы, точно уже успел передать мне своих паразитов. Его крошечные пальчики щекотали затылок. Я встала, по-прежнему улыбаясь в камеру, но тут малыш соскочил с моего плеча на уступ и с криками скрылся в лесу.