22–26. Когда я снова стану огромной и черной дочерью горы, схожей со столбом, разделяющим землю и небо? Когда мои плечи сделаются подобны гирлянде облаков, глаза будут сиять молниями, туман станет моей одеждой, а вздыбленные волосы будут доставать до неба? Когда мои черные груди будут колыхаться в такт с телом, подобным черной туче, как танцующие перед дождем павлины? Когда от моего смеха будет разлетаться пепел лесов, скрывая свет солнца? Когда я опять приму огромную форму, как будто способную поглотить мир? С гирляндой из солнц, с глазами как огненные чаши, когда я буду бродить, попирая ногами вершины гор?
27–30. Когда у меня снова будет огромное чрево, прекрасная необъятная пещера; когда ряды моих ногтей уподобятся огромным плывущим по небу облакам? О, когда ко мне вернется моя улыбка, от которой разбегались могучие демоны? Когда я снова буду танцевать в огромном лесу, отбивая на бедрах такт? Когда моя необъятная утроба будет постоянно полна горами мертвой плоти и мослов, ведрами крови и жира? Когда я захмелею, напившись крови существ всего мира, стану радостной и довольной и смогу счастливо заснуть?
31–33. Я сама превратила в пепел свое огромное замечательное тело, сожгла его в огне глупых практик и согласилась на тело иголки, обменяв золото на железо! О, где мое прошлое тело, наполняющее пространство и напоминающее черную гору, и где эта крошечная иголка, мелкая, как ножка комара? Даже получив золото, глупец бросает его, думая, что это мусор, и так же я, пожелав стать иголкой, оставила свое прекрасное тело!
34–37. Увы! О мое огромное брюхо, похожее на глубокую туманную пещеру в горах Виндхья, почему ты не убиваешь слонов, подобно льву? О мои огромные руки, которые ломали горные пики, с ногтями, напоминающими луны! Почему вы не отщипываете кусочки от луны, как от подношения? О моя грудь, прекрасная, как склоны величайшей черной горы, где теперь твои леса шерсти, в которых львы и прочие звери бродили, как блохи? О мои глаза, рассеивавшие своим блеском тьму ночи, пылавшие, как сухие дрова, почему вы больше не сияете горящими взглядами, озаряя все вокруг?
38–41. О мои плечи, любимые друзья, вы пропали! Вы сгинули с этой земли, и вас разрушило время, вы превратились в пыль на склоне горы! О, мое лицо, схожее с луной, почему ты не играешь сейчас своими лучами, затмевая пожар разрушения вселенной? О мои могучие руки, куда вы подевались? Увы, теперь крошечную иголку может оттолкнуть ногой муха! О мои круглые прекрасные ягодицы, превосходившие размером гору Виндхья! О моя замечательная бездонная пещерка, заросшая деревьями!
42. Где моя прежняя форма, наполнявшая пространство, и где это бесполезное новое тело иголки? Где мой огромный зев, куда помещалось все от неба до земли, и где этот крошечный ротик иглы? Где мои горы мяса для трапезы, и где обед иголки, состоящий из капли воды? Увы! Я стала такой крохотной только в результате своих собственных разрушительных действий!
Сарга 72. Сила решимости иголки Каркати.
Васиштха сказал:
1–3. Иголка Сучи, молча все обдумав, твердо решила тут же вновь стать аскетом, чтобы вернуть свое огромное тело. Приняв это твердое решение, она прекратила убивать людей и удалилась на вершину Гималаев для суровых практик. Она сосредоточилась на своей природе иглы и, войдя в ум иголки, будучи ее сущностью, с помощью жизненной силы взяла ум под контроль.
4–10. Так, сосредоточившись умом на образе иглы, она перенеслась в далекие Гималаи в форме жизненной силы. Там, в отсутствие всех живых существ, в месте, сожженном пожарами, покрытом пылью и сияющем огромными драгоценными камнями, в бескрайней и бесплодной пустыне, где ничего не росло, она, явившись внезапно, была похожа на неведомо откуда взявшуюся сухую травинку. Вонзившись наполовину в землю своим тонким концом и вообразив, что стоит на одной ноге, она начала свою аскезу. Своим крошечным острием она наступила на пылинку и, отказавшись от понятий о прошлом, настоящем и будущем, стояла с усилием, подняв лицо вверх. Черная, жестокая, острая и твердая, глотая ветер, она утвердилась на своем конце среди пыли. Для голодных зверей, наблюдающих за нею из далекого леса, она выглядела крошечной травинкой, не качающейся на ветру.