5–7. Знай, огромные существа, что бродят в этом лесу, – человеческие умы, погрязшие в страданиях. О разумный, в этой истории «я» – различающее сознание, осознающее их. Я осознаю их своим различением и ничем другим, о безгрешный! Я непрерывно пробуждаю эти умы различением, как солнце своим светом раскрывает цветы лотоса.
8–14. О Рама, некоторые из этих умов, прислушавшись к моим пробуждающим словам, благодаря моим благословлениям достигли освобождения и обрели покой. Другие по глупости не внимали моей мудрости и, отвергая меня, низвергались в пещеры невежества. Эти глубокие темные пещеры были адом и преисподней, о сын Рагху! А умы, которые оказывались в банановых рощах, наслаждаются только райским блаженством, ты должен знать. Те же, кто попадает в глубокие пещеры и не выходит из них, – это умы с огромными грехами, о Рама. Те, кто заходит в банановые рощи и не выходит из нее, – это умы, полные заслуг и чистых качеств, о Рагхава. Те, кто попадает в колючие заросли каранджи и остается в них, – это умы обычных людей, о потомок Рагху!
14–17. Некоторые из них пробуждаются и освобождаются; некоторые из этих существ принимают разные формы, переходя из одной утробы в другую, то поднимаясь в рай, то падая в ад. Густой лес, полный острых шипов страданий, известных как привязанности к жене и родственникам, – это разнообразные желания и состояния человека. Те умы, которые входят в колючие заросли каранджи, рождаются как люди, привязанные к объектам наслаждения.
18–22. Знай, о Рама, что банановая роща, прохладная, как лунный свет, – это небесный рай, дающий уму умиротворение и спокойствие. Некоторые тела поддерживаются благими аскезами, пребывая в неподвижном возвышенном состоянии. Глупцы, отвергавшие мою мудрость, своими несознающими умами отказывались от собственного различения! Слова «ты заметил меня, и я пропал, ты мой враг» – это слезы ума, уничтожаемого мудростью. Этот великий плач человека – рыдания ума, утрачивающего сети мирских наслаждений.
23–25. Те, чей ум обладает частичным пониманием и не достиг высочайшего состояния, оставляя наслаждения, испытывают огромные страдания. Рыдающие взирают на свои руки и ноги с сожалением, думая: «Увы, оставив их, что я буду делать?!» При избавлении от конечностей страдания тех, чей ум обладает только частичным пониманием и не достиг высочайшего состояния, только растут.
26–30. Но блаженный смех человека, пробужденного мной, – это наслаждение ума, обретшего различение, о Рама. У обладающего различением, оставившего надежды на мир сансары, при оставлении форм блаженство только возрастает. Человек, который со смехом взирает на свои конечности, осознает, что они были причиной его самообмана. Он смотрит на них, радуясь и мысля: «Увы, столь долго меня обманывали эти воображаемые несуществующие понятия!» Ум, овладевший различением, успокаивается в безграничном состоянии и издалека с улыбкой наблюдает за тем, что в прошлом приносило страдания.
31–35. То, что ум остановили и сознательно, с помощью правильных вопросов заставили задуматься, показывает, что различение может контролировать ум. То, что отпадающие конечности тут же исчезали, передает, что желание наслаждаться объектами пропадает, когда пропадает ум. То, что существо описывается как имеющее тысячи глаз и рук, означает бесконечные состояния и формы ума. То, что человек сам себе наносил множество ударов, показывает, как ум наказывает себя ударами дурных фантазий. Как человек бил сам себя и убегал от себя, так же ум отступает, спасаясь от страданий, причиняемых его собственными склонностями и желаниями.
36–41. Взгляни на это разросшееся невежество: ум избивает сам себя собственными желаниями и бежит от себя самого! Все умы, опаленные своими страстями и спешащие от себя, имеют возможность устремиться к высшему состоянию. Ум сам является причиной своих огромных страданий, и сам себя заставляет терзаться, из-за чего снова бежит куда-то. Ум запутывается в сети собственных воображаемых привязанностей и домыслов, как шелковичный червь замуровывает себя в собственном коконе. Капризный ум забавляется, навлекая на себя несчастья, словно ребенок, не видящий, что его дурные потехи ведут к страданиям. Ум подобен обезьяне, которая бездумно вытащила распорку, стоявшую в расщепленном дереве, защемила себе мошонку и застряла в ловушке.
42–43. Осознав бесполезность мира долгими практиками сосредоточения и осознания, ум более не испытывает страданий. Из-за заблуждения ума страдания вырастают до размеров гор, но когда он оказывается под контролем, они пропадают, как снег тает на солнце.
44. Если ум в течение жизни наполнен чистыми желаниями, поддержанными писаниями, в спокойствии подобно мудрецу, тогда, достигнув высочайшего, чистейшего из чистейших умиротворенного нерожденного состояния и утвердившись в нем, человек более совершенно не страдает даже в великих бедствиях.