15–19. Во время гибели вселенной, следуя знакам своего мужа Времени, Нияти танцует свой ужасный танец смерти под звуки рушащихся гор. По бокам от нее качаются гирлянды павлинов бога Кумары, с устрашающими криками она вращает тремя своими огромными глазами. Она сияет взметающимися ввысь ожерельями отрубленных голов, которые растрепанными волосами напоминают лучи луны, а взмахами золотых волос походят на опахала, украшенные прекрасными цветами. Вместе с ней подпрыгивают ее гирлянды сухих тыкв, напоминающих утробу Бхайравы размером с гору. Они гремят вместе с ее миской для подаяния, являющейся телом Индры с сотнями глаз. Во время этого танца украшения из палок тощих, иссохших тел наполняют пространство, и кажется, что танцовщица, вызывающая разрушение всего, пугает сама себя.
20–25. Так удивительно выглядит эта богиня, исполняющая в конце эпохи танец разрушения вселенной. Ее убранство – гирлянды прекрасных лотосов бесчисленных голов вселенской божественной формы. От ее танца в конце эпохи сталкиваются с громкими ужасающими звуками облака Пушкара и Аварта, и от этого разбегаются в разные стороны небожители. В этом танце распада луна и солнце сияют, как серьги Нияти, а звезды на глубоком небе, залитом лунным светом, качаются, как павлиньи перья ее опахала. В правом ухе у нее сияет костяное украшение Гималаев, в левом – красивая золотая серьга великой горы Меру. Вторая пара серег богини – солнце и луна, украшающие полукружья щек Нияти. Пояс на ней – хребты гор Локалока. Ее серьги раскачиваются, отбрасывая отблески молний, и от ветров взлетают одежды из облаков.
26–29. Остатки прошлых миров стали как будто острыми копьями, дротиками, мечами и булавами, украшающими бога времени Кританту. В его руке качается длинная веревка лишающей свободы сансары. Вокруг его шеи сияет цветочная гирлянда живых существ, нанизанная на бесконечную нить наслаждений. Его плечи украшают браслеты семи океанов, сияющие драгоценными камнями морских чудовищ жизней. Густые волосы на его теле – множество удовольствий и страданий, полных раджаса и темных от тамаса, завитки этих волос – сплетения людских привычек и обычаев.
30–31. Когда Кританта заканчивает свой танец разрушения, у него пропадает желание танцевать. Потом вместе с Создателем он снова принимается за игру, заводя новый танец. И вновь начинается творение с украшениями из старости, страданий, печалей и потерь.
32. Так снова и снова Время создает бесчисленные творения с разнообразными мирами, лесами, с разными обычаями, с живыми существами и неживыми предметами, как мальчишка без устали лепит из глины свои игрушки.
Сарга 26. Происки судьбы.
Рама продолжил:
1–5. Скажи, о великомудрый, на что могут надеяться подобные мне в этом круговороте времени и его проявлений, называемом сансарой? О муни, мы как будто проданы в неволю судьбой и временем, мы как заблудившиеся олени, которые испуганы творением из пяти элементов. Непредсказуемое время всегда готово поглотить миры и их обитателей и непрерывно погружает их в море страданий. Бог времени сжигает весь мир несбыточными внутренними надеждами и некрасивыми поступками, как огонь пожара испепеляет все сияющими и жаркими языками своего пламени. Судьба, любимая спутница времени, его закон, по-женски непоседлива и рушит твердость и уверенность тех, кто стремится к самообладанию.
6–8. Жестокое время, Кританта, заставив тело состариться, непрерывно заглатывает живые существа, как змея безостановочно втягивает воздух. Воистину смерть – жестокий правитель, не знающий жалости. Невозможно найти человека, который был бы сострадателен ко всем созданиям. Всевозможные существа, о муни, ограничены и всегда устремлены к наслаждениям, которые, однако, заканчиваются лишь страданиями и мучениями.
9–14. Жизнь непостоянна, смерть – жестока, юность чрезвычайно мимолетна, и детство отдано глупости. Мир ограничен временем, родственники – сковывающие цепи, наслаждения – страшные болезни бытия, желания – только наваждения. Чувства – враги нам, реальное становится нереальным, человек сам уничтожает себя, и ум превращается во врага ума. Гордыня повергает в грязь, мысли слабы, действия доводят до неприятностей, а удовольствия основаны на влечении к женщине. Чувства устремлены к приносящим наслаждение вещам, осознание реальности редко, женщины стали символом греха, страсти потеряли свой вкус. Реальное принимается за нереальное, ум погружен в понятия о себе, существующее полно несущественного, ощущения не приносят счастья.