Йомсвикинг

Мне плохо было видно Бурицлава с того места, где я стоял, но я видел, что он сидел на троне, а рядом с ним стоял горбун, разговаривавший с Вагном на ломаном датском. Старик объяснял, что Бурицлав не боится никого, что мы можем получить кровь, раз так ее хотим, но нам было приготовлено пиво, хотя мы его и не просили. Вагн посчитал это неплохим предложением, ведь после такого длительного путешествия мы больше хотели пива, чем битвы. Я понимал его состояние, ведь ему не о чем было торговаться. Вагн достал свой меч и поднял его над головой. Аслак прокричал йомсвикингам, и мы все подняли оружие, а когда Вагн издал рык, мы тоже взревели.

После этого нас попросили покинуть форт. Нам показали длинные дома, в которых мы должны были разместиться, и я снова оказался под крышей. Дома здесь были меньше, чем в Йомсборге, но потолки были высокими, а полы покрыты старыми корабельными досками. Мне выделили лавку у стены, совсем как в Йомсборге, и выдали деревянную чашку. Позднее пришли рабы и зажарили нам мясо на огне, и каждому налили по кружке пива. Мы пили пиво, ели досыта и рано улеглись спать в тот вечер.

То, что мы теперь состояли на службе у конунга, было не самой приятной мыслью. Было в этом что-то постыдное, и потому об этом предпочитали не говорить. Аслак приходил и каждое утро раздавал приказы, и мы выполняли ту работу, которую нам поручали, совсем как в Йомсборге. Никто не жаловался, но каждый считал это унизительным. Раньше йомсвикинги сражались с конунгами и получали и земли, и богатства, но никогда мы еще не работали на конунга в мирное время.

Мне поручили ковать наконечники для стрел. Это стало моим первым заданием в деревне. Мне предстояло отработать в кузнице всю весну. Бо́льшую часть времени я проводил у точильного камня. Он находился возле кузницы, в тени ясеня. Я прекрасно помню, что, когда приступил к работе, ветви дерева были голыми, а в тот день, когда Аслак пришел за мной и сказал следовать за ним, на нем уже шелестели листья.

Аслак привел меня в одну из конюшен за фортом, где мне предстояло подковывать лошадей. Здесь Вингуру выделили стойло, поэтому мне это место сразу понравилось. Дело обстояло так: Бурицлаву прислали подковы из Миклагарда, они были отлиты из бронзы и их надо было набить на копыта лошадям. Я никогда раньше не видел подков, и конюхи тоже. Никто из них не решался взяться за эту работу, все боялись навредить лошадям, ведь за это могли и голову отрубить. В итоге подковывать лошадей предстояло мне. Могу сказать, что в первый раз, когда я набивал подкову на копыто, я думал, что лошадь может испугаться и дернуть ногой, потом я представил себе, как трескается копыто и из него льется кровь. Но, видимо, боги руководили мной, потому что ни одна лошадь не пострадала. Я понял, что подкову надо подгонять, поэтому я сначала выравнивал поверхность копыта так, чтобы она плотно прилегала. Позднее я видел, как другие мужчины делали так же.

В то время, пока я был на службе у вендского конунга, я набил сотни подков, потому что Бурицлав считал, что это красиво, да и не хотелось ему отставать от Владимира в Киеве ни в богатстве, ни в великолепии. Я уже раньше слышал, что у Бурицлава столько рабов, что едва можно их всех пересчитать, поэтому я питал к нему жгучую ненависть. Я был не единственным, кто так относился к вендскому конунгу: прошло не очень много дней с нашего прибытия, а в длинных домах, где мы поселились, уже стали появляться хулительные стихи: «Мы прибыли к Бурицлаву, чтобы служить ему, и вот живем под его крышей сейчас, я этому не так и рад, а ирландские рабы подтирают ему зад».

Вагн ни разу не слышал эту вису, а вот Аслак однажды зашел в наш дом, как раз когда Эйстейн и Токи Трехпалый, ютландец с тремя пальцами на правой руке, пили пиво и распевали ее. Аслак пришел в ярость, выбил кружки у них из рук и прорычал, что раз уж мы пьем пиво Бурицлава, то петь подобные висы нам не подобает.

Было бы неправдой, если бы я сказал, что эти висы перестали звучать. Для нас Бурицлав был фигурой недосягаемой, человеком, с которым никто из нас ни разу не разговаривал, мы лишь изредка видели, как он едет верхом по улицам с копьем наперевес и своим псом. У него была необычная внешность: худой, стройный, темноволосый, с усами, свисавшими до подбородка. Я знал, что он был женат на Тюри, дочери Харальда и сестре Свейна Вилобородого, но никто ее не видел, и шли слухи, что она сбежала. Казалось, что Бурицлав совершенно не беспокоится по этому поводу, ведь каждый вечер он делил ложе с новой женщиной, зачастую с наложницами. У вендского конунга было много детей: девочек, рожденных от свободных женщин, выдавали замуж еще в юном возрасте, чтобы укреплять многочисленные союзы. Свейн Вилобородый был женат на его дочери – Гуннхильд, а Сигвальди – на Астрид, но были и другие дети, которых отсылали к могущественным людям, хёвдингам и конунгам на юге, имена которых я даже не могу припомнить.