Йомсвикинг

Остальные суда последовали его примеру. На каждой палубе стояли бочки с пресной водой, но сейчас они были пусты. Еда тоже закончилась, и мы догадывались, что Вагн хочет отправить людей на охоту. Скоро должен состояться совет, и Эйстейн говорил, что Вагн и Аслак расскажут всем, куда мы пойдем дальше, но насильно никого не заставят продолжать путь.

В тот вечер мы выплыли на мелководье и перешли брод. Лошади были с нами. Здесь не было никаких холмов, чтобы скрыться от ветра, но на берегу лежало дерево, очень похожее на сосну, давно выброшенную на сушу. На ней практически не осталось коры, ствол выцвел на солнце и стал такого же цвета, как старые кости. Вагн забрался на это дерево и теперь возвышался над всеми, немного постоял посреди суковатых веток, оглядывая нас, а потом произнес:

– На юг! – Он показал на песчаные холмы. – Там нас ждет золото и почет!

Вероятно, другие понимали, о чем он говорит, я же не мог взять в толк, о чем шла речь. Аслак стоял возле ствола дерева, обняв Торгунну за худенькие плечи. Его лицо было серьезно, и казалось, что эта затея ему явно пришлась не по душе.

– На юге, там же материк! – послышались крики.

Это оказалось пугало многих.

– Мы принадлежим морю! – раздался чей-то голос.

Вагн окинул взглядом все вокруг.

– Не забывайте, кто вы, йомсвикинги! Конунги хорошо платят за наши услуги!

Раздался рокот согласия, что нам действительно не следовало об этом забывать. Вагн сошел с дерева, Аслак отдал приказ некоторым воинам, которые немедленно вскочили на лошадей, лишь Вингур остался стоять. Я боялся, что он тоже отправит его с человеком на спине, поэтому встал рядом. Аслак смотрел, как мчатся прочь йомсвикинги и, не глядя на меня, произнес:

– Успокойся, мальчик. Я не отправляю людей на хромых жеребятах.

Затем указал некоторым из нас на побережье. Нам предстояло распределиться и идти в южном направлении по песчаным холмам. В нескольких полетах стрелы виднелся лес. Там можно было найти воду.

В тот день я бродил один. На меня навалилась черная тоска, и, когда Эйстейн поинтересовался, остаться ли ему со мной, я лишь покачал головой. Я шел по песчаным холмам, как рассказывал Аслак, и спустя некоторое время увидел лес. Когда-то, до великого пожара, который уничтожил северную часть страны вендов, там действительно был лес. Теперь на этом месте были сильно разросшиеся буковые заросли, защищенные широкой полосой суковатых, исковерканных ветром сосен. Я шел по следам, оставленным всадниками, и в какой-то момент понял, что эти места были им знакомы, потому что следы шли прямо по тропе и вели в лагерь. Там небольшим кругом выложили камни, в костровище остался пепел, был даже заготовлен ствол бука и ободрана кора; охотники устраивали здесь привал.

Долго я просидел там, на бревне, глядя перед собой. Я не плакал. Мое горе было другим, оно принесло дикую злобу. Припоминаю, как встал на колени перед костровищем и принялся нарезать стружки с лежащих там подгоревших веток. Пальцы дрожали, стружек было мало, я достал кресало и кремень. С собой у меня не оказалось трута, поэтому я попытался высечь искры прямо на стружки, но ничего не получилось. В ярости я вскочил и швырнул кресало на пригорок, потом сорвал с пояса мешочек для кремня и сделал с ним то же самое. Поднял с земли камень и запустил его в сторону деревьев, это напугало Вингура, и он ускакал обратно на побережье. Но мне было наплевать. Я упал на землю и начал кричать, я орал, пока не охрип.

Когда я смог подняться, мой взгляд упал на что-то блестящее в костровище. Я поднял эту вещь. Это был солнечный камень, который мне показывал Бьёрн, тот самый, который должен был нам помочь найти дорогу в море. Наверное, он положил его мне в мешочек с кремнем перед битвой.

Я пролежал там до темноты. Потом пришли Эйстейн с парой других воинов и забрали меня. Мое горе от потери брата было невыносимо, я падал в эту темноту все глубже и глубже и думал, что никогда не смогу выбраться оттуда. Первые три дня на берегу я ничего не ел, лишь сидел, прислонившись спиной к борту, и, если бы в тот момент появился весь флот Сигвальди, я бы даже не поднялся. Они могли зарубить меня, мне было все равно.

Вагн не сказал нам ничего нового. Он поговорил с Аслаком и своей дочерью, но люди оставались в неведении. На четвертый день на борт пришел штурман по имени Лодде и начал пинать меня по ногам. Я с трудом поднялся, сзади ко мне подошел Эйстейн и схватил меня за руки.