Из-за того, что я передвигался медленнее остальных, я добрался лишь до центрального двора, в то время как большинство йомсвикингов находились уже на песчаных холмах. Из-за того, что я торопился, я вызвал подозрение, потому что рядом с собой услышал крики готов, а один из них поднял лук и выстрелил в меня. Стрела пролетела рядом со мной, и я укрылся за какими-то бочками. Сидел там, а они кричали друг другу, что во дворе засел какой-то воин с датским топором. Другой крикнул, что я – берсерк, поэтому ко мне лучше не приближаться, а постараться убить из лука. Я услышал быстрые шаги по снегу и подумал, что стыдно отсиживаться вот так. А раз я мечтал сесть за один стол с Одином, то должен был умереть на ногах с топором в руках.
Но больше ни один человек не погиб от моего топора в тот день. Пока я поднимался, я увидел Эйстейна с Фенриром на руках, шедшего по двору. Он передвигался очень странно, как будто не совсем понимая, куда ему следует идти. Я доковылял до него и обнаружил, что на голове у него сильный порез возле волос и кровь капает ему прямо в глаза.
Кто кому помог выбраться тогда: Эйстейн мне или я ему, я до сих пор не знаю. Мы придерживали друг друга за спину и так и шли по двору, вокруг нас сыпались стрелы, но ни одна в нас не попала. Эйстейн рассказал, что был на конюшне и выпускал лошадей, именно там его ранили, порезав голову, но он смог выпустить их всех. Не успел он это произнести, как Вингур выскочил из-за угла дома вместе с одним из жеребцов Вагна. Эйстейн свистнул лошадям. Они не подошли, но свист осадил их на время, достаточное для того, чтобы мы могли до них добраться и оседлать. Возможно, мне надо было выбрать другую лошадь, а не моего жеребенка, потому что он с трудом удерживал меня, но раз уж конь мой, то и ехать на нем должен я.
Так спаслись мы с Эйстейном. Вингуру было тяжело под моим весом и весом Фенрира, поэтому он скинул нас на землю, не довезя даже до северных ворот. Но мне этого было достаточно. Спустя некоторое время я был уже среди песчаных холмов, ворота за мной закрылись. Йомсборг был потерян, и если внутри города оставались еще йомсвикинги, то все они были беспощадно убиты.
25
Двенадцать с юга
Итак, я убегал. За моей спиной горел Йомсборг, а впереди простирались леса страны вендов. В первые дни после нашего спасения я не помню ничего, кроме ветра, хлеставшего в лицо, и мучительного голода. Сначала мы пошли к Хальвдану Палате, но люди Сигвальди уже побывали там. Хальвдан сидел прислонившись спиной к жертвенному камню, с дырой в животе, как будто они решили, что этот человек, приносящий жертвы, сам был хорошим жертвоприношением. Тела людей валялись по всему двору, не осталось ни одной живой души. Мы отправились дальше в путь, не останавливаясь до самой ночи. Полярная звезда светила слева, и мы брели в темноте вдоль побережья в восточном направлении в сторону страны вендов, потому что надеялись, что Вагн и прочие йомсвикинги, выбиравшиеся по воде, спаслись, и они последуют туда же, чтобы забрать нас. В первую ночь нас было больше сотни, многие были смертельно ранены, и, когда пришел рассвет, мы едва насчитали восемьдесят человек.
Сколько дней мы там проблуждали среди снегов? Я помню ветер, помню, как мы искали укрытие среди песчаных холмов, сбиваясь в кучу, чтобы сохранить тепло. Помню, как стоял и дрожал Вингур и как я накрыл спину бедного животного потертым плащом, хотя не думаю, что это как-то ему помогло. Эйстейн перевязал мою рану и поинтересовался, знаю ли я что-нибудь о Бьёрне. Я мог рассказать ему лишь то, что я оставил его на одном из кораблей, но вот что произошло с ним дальше… Я заплакал там, в снегах, это заставило Фенрира прижаться ко мне еще сильнее. Эйстейн обнял меня за плечи, не сказав ни слова.
Вероятно, вы считаете странным, что йомсвикинг проливал слезы. Но я был не одинок. Мы оплакивали наших друзей, которых потеряли, Йомсборг, а некоторые плакали из-за того, что никак не удавалось остановить кровотечение. Хотя эти люди жили с оружием в руках и храбростью в сердце, и для них уже были накрыты столы в чертогах Вальхаллы, было тяжело ждать часа своей смерти. Легко погибать во время битвы, а вот лежать так, когда бои стихли, невероятно тяжело даже для самого отважного воина.
Мы продолжали идти вдоль берега. На пятый день ветер стих. Голод донимал нас так, что уже начались разговоры, чтобы забить тех пятерых лошадей, что были с нами, что заставило нас с Эйстейном лишь крепче перехватить топоры. Он считал, что не надо было трогать животных, так поступают лишь дикари. Можно было повернуть южнее и пойти на охоту в лесах. Никто не возражал, но никто и не пошел охотиться, и мы продолжали идти вдоль моря, все еще надеясь увидеть наши боевые корабли. Мы нашли несколько сухих древесных обломков, которые удалось наломать, и унесли их с собой. В случае если бы мы увидели корабль, то могли бы разжечь костер. Мы очень надеялись, что таким образом привлечем к себе внимание йомсвикингов, а не Сигвальди с его людьми.