Йомсвикинг

Я отпустил ее и, не сказав ни единого слова, пошел через двор мимо круглого форта, а Фенрир хромал за мной. Я зашел в длинный дом и упал на свою койку возле стены, а те, кто был внутри, подошли ко мне узнать, как мои дела, но я лишь сидел и смотрел перед собой. Помню, что рядом со мной стоял Эйстейн и объяснял остальным, что я жил в лесу и что им стоит оставить меня в покое, потому что сам Один защищает меня и заботится обо мне. Возможно, отчасти он был прав. Человек может терпеть бесправие и жить с этим на протяжении многих лет, может терпеть рабский ошейник и удары плетью по спине. Но отведав свободы, почувствовав свою силу на поле боя, он не может мириться с этим дальше. Я уже был взрослым, я был йомсвикингом. Мне не надо было больше бояться. И я решил уехать отсюда, как можно скорее, взяв с собой Сигрид.

Через день я поскакал к Пристани и выменял себе карту. На шкуре было лишь несколько черт, они показывали течение рек, и крестами были отмечены места, где я мог защититься от грабителей и дикарей. Я уже знал, что безопаснее всего будет двигаться в северном направлении до Балтийского моря, а дальше вдоль берега на восток. В стране эстов человек, умеющий строить лодки, мог рассчитывать на теплый прием. Мы с Сигрид не сказали бы, откуда мы, и представились бы другими именами, чтобы ничто не могло привести к Бурицлаву.

План был хорошим, и если бы ничего не изменилось, то я так бы и закончил свои дни на востоке, ведя мирную жизнь. Я начал заготавливать вещи, которые мне должны были понадобиться в длительном путешествии по лесистой местности страны вендов: шкуры, стрелы, сушеное мясо, меха с водой, тетивы, если одна из них порвется. Я выковал длинный нож Сигрид, наточил свое оружие и приглядел хорошую для нее лошадь, одну молодую кобылку, которую мы привезли из Йомсборга. Сначала я хотел рассказать о своих планах Эйстейну, но вспомнил слова Токи, что просить Эйстейна сохранить что-то в тайне – то же самое, что носить воду в разбитом кувшине.

В стране вендов я прожил уже три года и знал, что погода в этих местах очень переменчива. Зимние холода приходили из Гардарики, и когда выпадал первый снег, его могло быть так много, что без саней было уже невозможно никуда добраться. Я мог украсть одну или две лошади, и надеялся, что Вагн сможет меня понять, когда увидит, что и Сигрид пропала. Я надеялся, что он поговорит с Бурицлавом, и все решится. Бурицлава нельзя назвать несговорчивым человеком, наоборот, он был вдумчивым и мудрым, но, возможно, я хотел слишком многого. Ведь, уехав с Сигрид, я совершал кражу у конунга. Ни один конунг, дорожащий своей честью, не допустил бы такого. Он послал бы за мной погоню на быстрых конях, и, если бы нас догнали, пришлось бы мне биться не на жизнь, а на смерть.

Сигрид я ничего не сказал о своих планах. Я сообщил ей лишь, что мы поедем на север. Я поинтересовался у нее, умеет ли она ездить на лошади, она кивнула в ответ. Но была ли она хорошей наездницей, этого я не знал. А проверить, как она держится в седле, возможности не было, потому что лишь пара верных рабов Бурицлава имели право садиться на лошадей.

Спустя двенадцать дней после прибытия Олава выпал первый снег. Его сразу навалило толщиной в кулак, и многие жаловались, что с каждым годом зимы наступают все раньше, но вскоре над Вейтскугом подул теплый ветер, и снег растаял. У меня уже все было готово к побегу. На севере леса я закопал стрелы и шкуры, мешок зерна лошадям и старую парусину, которую собирался использовать в качестве укрытия, если бы мы попали в непогоду. Я попросил Сигрид, чтобы она была наготове, потому что ждал лишь момента, когда Бурицлав отправится на охоту. Я сходил на Пристани и пустил слух, что на другой стороне реки видели диких кабанов, и очень надеялся, что Бурицлав прислушается к ним. У него было достаточно кораблей, чтобы перевезти людей и лошадей через реку, а когда он переберется на другой берег, его не будет несколько дней.