Йомсвикинг

Помню то мгновение, когда Норвегия исчезла за горизонтом и я впервые оказался так далеко в море, что не видел вокруг себя ничего, кроме воды. Моя лодка не предназначалась для открытого моря, и я прекрасно понимал, что, если поднимется шторм, мне придет конец. Но меня манила свобода там, в дальних краях, и мучал страх, что меня поймают и вновь сделают рабом; такая участь пугала сильнее, чем опасность утонуть. На западе, на английских островах, никто меня не узнает, там можно жить в безопасности. Так что я взял курс на запад. Помню, что поначалу дул северный ветер, он относил лодку к берегам Дании. Но потом ветер поменялся, подул с востока и погнал лодку в Северное море. Солнце всходило у меня за кормой, а ночью над правым плечом светила Северная звезда. С таким ветром я надеялся, что доплыву до Англии, прежде чем иссякнет пресная вода. Нога по-прежнему ныла, но, когда я ложился на дно лодки, а ногу клал на планширь, боль утихала; еще становилось легче, когда я лил на опухоль соленую воду. Боль напоминает человеку, что он еще жив, – так учил меня отец. И, наверное, я только теперь в полной мере осознал почти невероятное: я выжил в бойне на торжище, своими руками убил викинга в полном вооружении и отвоевал свободу.

В первые дни на море эта мысль опьяняла. Меня наполняла невыразимая радость, и тогда боль как будто забывалась. Я рыбачил, делился сырой рыбой с Фенриром и поглядывал назад, размышляя, что никогда больше не вернусь в Норвегию. Теперь там остались только горькие воспоминания.

Но вскоре радость угасла. Должно быть, это произошло, когда я был уже на полпути к Англии: в первый раз в своей жизни я испытал беспричинную тоску. Тогда я не понимал, что со мной происходит. Позже мне рассказали, что такое случается, когда мальчик или девочка вступают в возраст зрелости, а я как раз достиг этих лет. В промежности и под мышками стали пробиваться волосы, руки и плечи наливались силой. Я видел, как мой брат превратился из мальчика в мужчину всего за одно лето и осень, а теперь настал мой черед. Но у меня все началось иначе, и это было предвестием того, что стало проклятием всей моей жизни. Я проснулся, охваченный невыносимым ужасом, лежал и чувствовал, как ломит ногу. Ощущал, как лодка покачивается на волнах и смотрел на тучи, проплывающие по серому небу. Видел, как хлопает парус, но был не в силах подняться и сделать что-нибудь с ним. Долго я так лежал, охваченный чувством одиночества и удивительной горечи. У меня всё отняли. Для чего мне жить? Сбежавший раб с хромой ногой, беглец, изгнанный с родины своего отца. Куда бы я ни приплыл, люди увидят шрамы у меня на шее и всё поймут. Они опять наденут на меня рабский ошейник или вообще убьют в наказание за побег.

Какое-то время я представлял себе, как просто лежу и плыву по воле ветра и волн, пока какая-нибудь волна не перевернет мою лодку или я не умру от жажды. Может, я бы так и не двинулся с места, если бы не Фенрир. Маленький колченогий песик провел ночь, свернувшись у меня на руке, но сейчас он подошел к бочке с водой, ткнул ее носом и заскулил.

Позже я не раз думал, что в тот день он меня спас. Дело не только в том, что я поднялся на ноги ради него, ведь когда я посмотрел на море, я заметил, что к нам скользят несколько китов. Похоже, это была стая молодых бычков, как их называем мы, моряки, и они, кажется, приняли меня за своего соперника, отдыхающего на поверхности воды. Я быстро спустил парус и уселся на среднюю банку, подняв весла. Киты оказались прямо рядом с бортом лодки, один из них посмотрел на меня одним глазом, почти человеческим, а потом выпустил в воздух струю воды и пихнул лодку носом. Я опустил весла в воду, и трое бычков ушли под воду. Помню, у меня промелькнула мысль: они вовсе не чудовища, как мне когда-то рассказывали. Они могли разбить мою лодку одним ударом хвоста, но поняли, что я в их мире чужой и не желаю им зла, и пощадили меня. Эта мысль лучом света прогнала мою тоску, и, хотя страх перед грядущим меня не покинул, я по крайней мере пришел в себя. Я напоил Фенрира, напился сам, поднял парус и забросил рыболовную снасть.

Поначалу ветер пригнал мою лодку к северному побережью Шотландии. Здесь берег был крутым, я не увидел ни одного места, где можно было бы причалить, а ветер тащил меня дальше на север. У северной оконечности течение оказалось таким сильным, что я бы и не смог повернуть на запад, впрочем, мне этого и не хотелось – небо в той стороне заволокло грозовыми тучами. Но вот на севере появились очертания нескольких островов. Я еще не знал, где оказался, но вода у меня закончилась, а живот подводило от голода. Нужно было причаливать как можно скорее, а добраться до островов на горизонте казалось легче, чем причалить к обрывистому берегу.