Ион

Подобные помыслы возмущали Лауру тем более, что родители высказывали их после долгих сетований на бедность, на неопределенность положения с домом, на бесконечные трудности жизни, на «материалистские времена»… Когда они доходили до «материалистских времен», девушка и вовсе сердилась, понимая, что ее разят ее же собственным оружием. Она плакала, сыпала проклятьями, запиралась в гостиной, находя утешение в том, что страдает ради Аурела, и еще сильнее влюблялась в него. Гиги, обожавшая сестру, оставалась сражаться с родителями, а истощив все доводы против богослова, тоже ударялась в слезы. Тогда Лаура звала ее к себе, и они, как плакальщицы, причитали вместе, потом смеялись над письмами Пинти и отводили душу в разговорах об Ауреле.

Восьмидесятое письмо, прибывшее через несколько дней после того, как Белчуг распекал Иона в церкви, Пинтя адресовал старикам и в нем просил навек руки их прелестной Лауры, с добавлением, что, в случае благоприятного ответа, он позволит себе явиться лично, чтобы услышать слово счастья из ее и их уст. Главная сенсация содержалась в постскриптуме, где говорилось:

«Считаю излишним напоминать, что материальные вопросы мне совершенно чужды и безразличны. Его преосвященство епископ назначил мне хороший приход в Сатмаре, и мы будем избавлены от насущных забот».

Это значило, что Пинтя желает взять Лауру без приданого.

— Наконец-то подвалило счастье! — воскликнул обрадованный Херделя. — В честь такой новости следует выпить. Что скажешь, женушка?

— Дай бог, в добрый час! — прослезилась она в избытке чувств помешивая токану[15], томившуюся на огне. Учитель отыскал бутылку, ополоснул ее водой и с гордостью отправился к Авруму за ракией, а заодно и поделиться с ним великой радостью.

Лаура была настолько поражена письмом, что до самого ухода Хердели не могла выговорить слова. Но когда она опомнилась, ей вдруг представился Аурел, смотревший на нее с печальным укором. Глаза ее налились слезами, и она страдальчески воскликнула:

— Я не выйду замуж!.. Даже и не думайте, что я свяжу свою жизнь с таким…

Гиги только и ждала, когда Лаура откроет огонь, и тотчас пустилась объяснять матери, что такое замужество было бы непоправимым несчастьем, потому что Лаура ненавидит Пинтю, потому что Пинтя ниже Лауры…

Госпожа Херделя изумленно посмотрела на обеих. А когда поняла, рассвирепела, как тигрица.

— Вы что же думаете, вам так и позволят упустить счастье из рук?.. У вас только и заботы всякие глупости затевать да вольничать, нет чтобы подумать, каково нам перебиваться… Не нынче завтра и другую дурищу выдавать замуж… А приданое вы откуда возьмете?

— Вот еще, словно все люди такие, как Пинтя, только и смотрят на приданое! — живо возразила Гиги.

— Удивляюсь, и как вам не стыдно так нагло врать… Ну да, конечно, вы ведь не как люди, а как хрен на блюде… Воображаете, что кто порядочный посмотрит на ваши званые вечера и роскошничанье… Другая бы обеими руками ухватилась, мерзавка ты этакая, да еще благодарила бы господа, что счастье само свалилось! А у тебя одно кривлянье да баловство на уме… Нахалка и бесстыдница!

— Можешь оскорблять меня сколько угодно, но замуж я не выйду! — повторила Лаура со скорбным спокойствием мученицы, которое еще больше выводило из себя мать.

В соседней комнате Титу все так же рвал на себе волосы, чтобы исторгнуть из головы рифму. Вдруг он отчаянно рявкнул:

— Вы меня с ума сведете своим криком!.. Мне уже теперь ни днем, ни ночью нельзя работать… Вы губите мою будущность своим этим гвалтом!

Когда Херделя возвратился от Аврума, который и поздравил его, и обязался оповестить всех, что барышня Лаура выходит замуж, он еще с улицы услышал перебранку.

— На вот, полюбуйся, какое чадушко нам господь дал! Полюбуйся, порадуйся и задай ей жару! — такими словами встретила его супруга. — Их милость не желают выходить за бедного попа, слыхал? Им, видите ли, угодны доктора, бароны, а то, может, и принц!

Лаура и не заикалась о том, что ей не угоден поп, но г-жа Херделя угадала ее мысли. В душе девушка не раз говорила себе, что поп и доктор разнятся, как небо и земля, причем небо — это доктор, а поп — земля. Такое мнение сложилось у нее еще до знакомства с Аурелом, теперь же оно перешло в твердое убеждение.