Ион

Ей нужно было поверить кому-то свое сердце, кто бы понял ее смятение и утешил ее. Мать никоим образом не поощрит подобных сомнений. Если уж она, считавшая себя жертвой семейной жизни, никогда не задавалась такими греховными вопросами, как может помышлять о них Лаура, когда ей встретился такой незаурядный человек, не то что тогда был Захария Херделя. Это было бы просто кощунством. Гиги опять же не способна была постичь ее мысли. Она была слишком ребячлива для таких серьезных вещей. Лаура попробовала посоветоваться с ней, но та ничуть не рассеяла ее колебаний своими наивными и выспренними ответами. И подругам, при всей близости, она не смела раскрыть душу. Единственный, кто бы успокоил ее, это Титу, но он как будто и не заботился о ее счастье. Ни разу за последнее время, когда переменялась ее судьба, он не попытался разрешить ее сомнения… Казалось, он стал далек от ее устремлений, как будто жил в другом мире…

И действительно, Титу, попав в сети страстной любви, жил одной только Розой Ланг. После нескольких встреч она завладела всеми его помыслами и чувствами. Денно и нощно он думал только о ней, волнуясь, мучась и блаженствуя. Остальной мир как будто не существовал для него. Не проходило дня, чтобы он не наведался в Жидовицу, и на какие только хитрости ни пускался, лишь бы увидеть ее, поймать многозначительную улыбку, любовный взгляд и потом нежить ими свое воображение до той бесценной минуты, когда он снова сможет заключить ее в объятья. Ничто уже не занимало его, кроме Розы, даже чтение, потому что за каждой фразой, между строк, виделась она, одна она, обольстительная и все более желанная. Целыми часами он трудил свою бедную голову, оттачивая стих или образ, призванный обессмертить ее… Г-жа Ланг, в свою очередь, была польщена тем, что пробудила столь сильную любовь в сердце неопытного молодого человека, и отвечала на нее всегда новыми кокетствами. По своей инстинктивной находчивости она легко придумывала предлоги для встреч и объятий. Это увлечение оживляло ее, она хорошела. Ей приходилось даже сдерживать себя, чтобы уж вовсе не потерять голову. Но такая осмотрительность возбуждала в Титу бурную ревность, ему жалко было каждого взгляда, брошенного ею на другого, каждого ее слова, сказанного кому-то, а со временем ему стала мучительной и мысль, что Роза живет в одном доме с Лангом и спит на одной с ним постели. Он помышлял развести ее с мужем и жениться на ней. Как-то в порыве воодушевления он сказал ей о своем решении, и она вознаградила его целым ураганом поцелуев. И тут же оба спохватились, что у него нет никакого заработка, значит, она ни единого дня не сможет прожить без Ланга. Тогда Титу пообещал взять ее с собой в Румынию, когда поедет туда. Однако он пока еще не думал всерьез броситься в пучину неизвестности.

После первых робких шагов чаще всего они виделись у нее дома, когда Ланг был в школе. Титу скоро попривык и перестал бояться, что муж застигнет их. На этот случай у него даже была припасена великолепная фраза: «Милостивый государь, мы любим друг друга и ненавидим вас! Вы свободны в своем решении!»

Эти слова казались ему и благородными и героическими. Но, увы, в них не было надобности. Ланг был слеп еще больше, чем все мужья, ему и на мысль не приходило подозревать их. Много раз, в перемены, забегая домой выпить ракии, чтобы поощрить свою педагогическую дееспособность, он заставал Титу наедине с Розой. Он не удивлялся и не сердился, а всегда очень спокойно говорил:

— Ты здесь, дружок? Как это мило с твоей стороны, что ты развлекаешь мою жену, я ведь ее не очень балую. Что поделаешь, стар стал… Не выпьешь ли стаканчик?

Титу перестал ходить и в Армадию. После вечера танцев он всего раза два виделся с Лукрецией Драгу. С той поры, как он обрел возможность обнимать Розику, он уже не говорил, что ищет эфирности в любви. «Зеленоокая смуглянка», как он величал ее некогда в стихах, больше не вдохновляла его. Он считал ее маленькой самоуверенной лицемеркой… Впрочем, у него и не было потребности поведать кому-нибудь, как он завоевал Розину любовь. Истинная страсть неразлучна с молчанием.

Херделя, окрыленный тем, что одна из дочерей нашла свое счастье, последовав его мудрым советам, теперь был занят мыслью, как бы обеспечить и будущее сына. Он не упускал случая лишний раз напомнить Титу, что времена тяжелые, человек должен пробить себе дорогу в жизни, годы летят как сон, кто не трудится, тот и старость себе не обеспечит, наконец, не худо бы и ему подумать о завтрашнем дне. Титу свирепел, прекрасно понимая, что всякое устройство будущего означает разлуку с Розикой. Но опять же не мог он оспаривать, что нельзя век лентяйничать, и потому угрюмо огрызался:

— Разве я когда говорил, что я не желаю? Найдите мне службу, все равно какую, и я сейчас же уеду. Если вы не способны оценить мой талант, я готов даже улицы подметать, лишь бы не обременять вас и вы не долбили бы, что я трутень!