Шагнув в портал, путники увидели скромное убранство, дощатые пол и стены с поддерживающими их балками. В главной нише освещённый двумя возожжёнными подвесными светильниками притаился хозяин молельни. Каменная статуя морского божества в полный рост изображает величавого старика с длинными спутанными в жгуты космами и чертами то ли животными, то ли бесовскими. В мускулистых руках он держит по копью, голову покрывает остроконечный шлем, украшенный двумя крупными камнями, а на груди под боевым панцирем натянута кольчуга.
Обращённый монументу стоял человек в ветхом препоясанном бечевой одеянии с капюшоном на голове. Он нашёптывал молитвы, а затем, потревоженный, повернулся к гостям.
Продрогшие и еле живые чужеземцы с трудом подивились бы хоть кому-то после увиденного и испытанного, но вид старика в хламиде встревожил их вяще прежнего. То был не человек и не рыболюд, а сморщенное обезьяноподобное существо с человечьим ртом и глазами. Синеватую кожу его украшают рисунки в виде светлых полос, подбородок покрыт белёсой пушковой растительностью, мягкой на вид. По оттопыренному капюшону ясно, что острые уши незнакомца велики и торчат в стороны.
Тут в капище залетела большая ворона, усевшись на голову статуи.
— Что ж. Не знаю, зачем вы явились, чужестранцы, но Мананнан внимал моим молитвам. Пар океана утих, мы нынче в безопасности. — старец сделал ещё шаг вперёд. — Моё имя Диан Кехт, а остров этот зовётся Хильдаланд. Здесь я старейшина и главный врачеватель.
Трэллы и их хозяева разом выдохнули. Йормундур, весь побитый и с коркой крови на виске, засмеялся и похлопал Ансельмо по спине.
— Хм, чтоб не слечь с лихорадкой, вам бы переодеться в сухое да посидеть до вечера у очага. — добавил Диан Кехт. — Прикажу моим детям сварить снадобье от простуды… и душевного волнения.
По велению старейшины поселенцы отвели гостей в просторный дом. Решено было хорошенько пропарить путников в бане, да только любящие прохладу и влагу рыболюды к жаре непривычны и парилень отродясь не строили. Диан Кехт приказал в кратчайший срок найти лучшие брусья и смастерить баньку, куда выйдут и несколько мужей, и вместительный чан для купания.
Для Олальи поселенцы исхитрились ещё пуще: приволокли огромный железный чан, подвесив его над кострищем, залили пресной водой, бросили хвою и ароматные травы, а затем пригласили искупаться и саму гостью. Хоть девушке было поначалу дико вариться, как окорок в супе, вода оказалась не слишком жаркой, ломка в костях скоро прошла, наполнив тело приятной слабостью.
Дети Диан Кехта — юная дева, ровесница Олальи по имени Аирмед, и мальчик, зовущийся Октри — оказались на вид той же породы, что и отец, а заданьем их было хлопотать над пришельцами. Аирмед, умудрённая травница, нашла в сумке Олальи много полезных растений, которые употребила для целебного чана и другого снадобья, намешанного с маслами. Когда о тире позаботились достаточно — а работа у отпрысков спорилась, — Диан Кехт явился к трём мужам, чтобы забрать их в готовую и натопленную парильню.
Йорм, Стюр и Йемо, понятное дело, не поверили ушам, но стоило выйти за порог и пройди шагов двадцать, как заиграл дымок под хмурым небом и послышался весёлый скрип поленьев. Там, где только что распростёрся голый холм, стояла свежесрубленная баня, да такая ладная и изукрашенная, будто мастера трудились над ней не одну декаду.
Подведя гостей ко входу, им предложили скинуть промокшую рвань, что когда-то была им одеждой. Ансельмо с согласия хозяина избавился от железного ошейника. Аирмед, не глядя на мужскую наготу, собрала все вещи, но рядом с рослым Йормундуром на миг запнулась.
Викинг разглядел её лицо: синеватая кожа с крапинками и бородавками, стоячие торчком уши в круглых серьгах, длинная чёлка распалась по щекам двумя крупными локонами, а волосы убраны на макушку и скреплены заколкой. Она и младший Октри не так уродливы, как отец, и всё ж нос девушки, пусть и не обезьяний, сгорблен и чересчур велик. Ну а глаза — невинные и человечьи, цвета холодной стали.
Задержав на Аирмед взгляд, Йорм понял, что она смущена, но дочь знахаря украдкой улыбнулась и отправилась обратно в гостевой дом. Странники и Диан Кехт вошли в парильню и расселись на полок. В бане стоял пока ещё прозрачный пар, а когда старец брызнул на уголье, камни страшно зашипели и пыхнули белой пеленой.
Ансельмо стало дурно, задыхаясь от раскалённого воздуха, он присел на корточки, но жалоб не произнёс. Стюр и Йормундур посмеялись, откинувшись на обтёсанные гладкие брёвна. Очень скоро они, бледнокожие, как все северяне, сделались красными, даже синяя и чёрная роспись на их телах как будто побагровела от жара. Один Диан Кехт не менялся, только вздёрнутый к самым глазам нос слегка покраснел. Парильней он был несказанно доволен.
Привыкнув к температуре, Ансельмо подошёл к полному чану и умылся. Он заметил, что на каменке разложены веники, а уголье осыпано сухими пахучими травами и хвойными иголками, наполнившими воздух пряностью.