Иосиф

– А кто же, Павло, всё это чистить будет? Я один? Вас, вон, четверо! И всех вас на ноги поднять надо. Знаешь, сколько худобы было у твоего прадеда Ивана Осьповича?! Ты даже не представляешь себе! И все работали! Все! От мала до велика!

– Это ещё при царе было, – взбрыкнул я.

– И что? При царе?

– Царь был плохой, и все мучились при нём! – начал выдавать я свои школьные познания.

– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь? – начал злиться отец.

– Мы в классе проходим! А у меня пятёрка по истории! –вознёсся я.

– Ты, умник! В классе он проходит! Кидай, кидай! Да чище чисть! И до самой земли! Ты в школе проходишь, а я всё своими глазами видал! Умничает он тут мне ещё! Знаешь, какая раньше жизнЯ была? При царе? Правильная жизнЯ была!

– Да, – гнул я свою линию, – если бы не Ленин, если бы не революция, так бы все и ходили безграмотными и голодными!

– Да что ты со мной споришь?! Сопляк! Револьцанер нашелси! Да ты знаешь, что твои револьцанеры в Водинах устроили, а? С Харламовыми, а?

– Харламовы, может, белые были, вот с ними они и расправились, – лез я поперёк.

Помню, родитель мой затрясся в бешенстве, и я испугался. Таким я его никогда не видел. Даже подумал:

– Вот как ткнёт меня сейчас вилами…

Секунды три-четыре он испепелял меня страшным взглядом, а потом глубоко воткнул вилы в навозный пласт и тихо, с дрожью в голосе, произнёс:

– Почистишь до конца, до земли. Всё! Один! Проверю! – сказал и, не оглянувшись, зачикилял в хату.

Конечно, я почистил. До конца, до земли всё и один. А за двором даже всплакнул, когда перебрасывал навоз в кучу. Всплакнул от жалости к себе.

Как я мог забыть тот давний отцовский урок? А отец, оказывается, помнит его. Я стоял на базке, курил и машинально глядел на индюшек, петухов…

На крыльцо вышел отец в летней рубашке, с улыбкой:

– Ну, чего ты там притулилси? Револьцанер? Мать зовёть! Пошли исть!

– Базок будем чистить? – спросил я.

– Базок?! – хрипло засмеялся родитель и взъерошил совсем седую свою шевелюру.