Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Был ли Иосиф романтиком? Можно ли какой-либо период его творчества назвать романтическим?

Не могу назвать определенный период. Мне кажется, что романтической нитью пронизано все его творчество. Все стихи, посвященные Марине. И оборвалась эта нить стихотворением "Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…"

Я знаю, вы осудили строки "…ты… развлекалась со мной, но потом сошлась с инженером-химиком / и, судя по письмам, чудовищно поглупела" (3:250). Но ведь эти строки свидетельствуют не об излечении от хронической болезни, как вы пишете, а скорее о ее обострении: мы бьем по лицу обидчика именно в момент обжигающей боли.

Но ты мужчина и всемирно известный поэт, а она стареющая женщина. Некрасиво бить ее в этой ситуации.

Вы хотели бы, чтобы Иосиф был джентльменом. Но при всей моей и вашей любви к Иосифу Александровичу мы знаем, что джентльменом он не был.

Чего не было, того не было. А жаль. Мне за него было обидно.

Кстати, повторите, как он отреагировал на эти ваши упреки, рассердился?

Вероятно, очень рассердился. Я позвонить не решилась, написала ему письмо, процитировала Александра Сергеевича: "Я вас любил безмолвно, безнадежно…" Упрекнула, что он не сумел взять нотой выше. Он на мое письмо не отреагировал, никогда не упомянул. Но он его получил и читал одному общему другу…

Многие из бывших друзей Иосифа вспоминают, как юношеская близость сменилась охлаждением, а в Америке и отчуждением. Кого из бывших друзей Иосиф сохранял, кого терял, отсеивал и по какому принципу?

Мне бы не хотелось приводить список друзей, к которым Бродский охладел. Но причины его охлаждения были вполне понятны. Некоторые люди ему просто надоели. Его ужасно осаждали просьбами, считая, что старые знакомства, иногда даже шапочные или случайные, обязывают его заниматься проблемами этих людей и заботиться о них. И чем более знаменитым он становился, тем больше люди пытались пользоваться его связями для устройства своих дел. Самый яркий пример — это Анатолий Найман, который, действительно, был в юности близким другом. Но в конце жизни Иосиф его буквально возненавидел. Нет, возненавидел — слишком сильное слово. Просто он не хотел иметь с ним никакого дела. Найман был бестактным и бесцеремонным и использовал Иосифа в хвост и гриву. Он, что называется, типичный user. Другие люди перестали быть ему интересными. К тому же Иосиф был невообразимо занят — трудно себе представить, как он был на самом деле занят и как он отбивался от тысячи мелких вещей, чтобы заниматься своим прямым делом, то есть писать стихи. Во-первых, ему надо было зарабатывать и писать статьи, эссе и предисловия, которые он бы не писал, если бы ему не нужны были деньги. Во- вторых, университетское преподавание. Это ведь не только лекции, это бесконечные проверки домашних заданий. Кроме того, его бесконечно приглашали выступать. То есть степень его занятости была невероятной. Плюс плохое здоровье.

А многие думали, что Оська — по-прежнему кореш, ну что ему стоит… А он давно перестал быть "Оськой" и "корешом". Потом, после многих лет в Америке и Европе, ему казалось, к сожалению не без оснований, что приехавшие сюда друзья его юности ведут себя чрезвычайно провинциально, и он говорил мне: "Embarrassing".

Да, я знаю, он мне тоже говорил об этом, он даже разочаровался в его любимом Жене Рейне. Уже при первой встрече в 1988 году Женя все время жаловался ему на жизнь в Союзе, так что Иосиф от этого устал. Вам не кажется, что, назвав Рейна своим учителем в знак благодарности, он этим навредил Рейну, ибо Рейн воспринял это совершенно всерьез?

Нет, не кажется. Рейн — мой близкий друг, и мне не хотелось бы сказать ничего, что сделало бы Жене больно. Если Иосиф был недостаточно внимателен к Рейну в Нью-Йорке, то тоже по нехватке сил и времени. Рейна он любил и действительно в юности все ему читал и считался с его мнением. Можно сказать, что Рейн был одним из его учителей.