Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Я здесь повторю, как это было на самом деле, а то в России пишут, что он умер во сне. 27 января около полуночи Бродский после ухода гостей поднялся поработать в своем кабинете. Так иногда случалось, что он засыпал в кабинете. Закончив дела, он встал из-за стола, шагнул к двери и потерял сознание. В это время его кот Миссисипи на Мортон-стрит мяукал и метался по квартире. На следующее утро около девяти часов Мария не могла открыть дверь, когда пришла звать его к телефону. Он лежал на полу в очках, улыбаясь. Вы слышали эту версию?

Да.

Вы написали два эссе о нем: одно при жизни — "Бродский. Жидкие кристаллы" (1989), а другое вскоре после его смерти "Ниоткуда с любовью" (май 1996)[134]. Они были написаны по заказу или от тоски по нем?

Хотелось о нем поговорить, но я вообще больше люблю говорить с бумагой, чем с людьми. А в случае с Бродским — наверное, никто не рассказал мне о нем ничего столь же интересного, как его тексты.

А при каких обстоятельствах вы написали лимерик "Однажды по привычки идиотской / стал сочинять стихи Иосиф Бродский. / И написал опять / ну гениально, блядь, / и так писал всегда Иосиф Бродский"?

Я прочитала английские лимерики в переводе Гриши Кружкова, и на меня это почему-то произвело такое впечатление, что я сразу тоже решила написать лимерики, но только не про географию, а про поэтов: про Пастернака, Ахматову, Мандельштама, Есенина, Сапгира и Бродского. Это было в 1980 году.

Вы позволили себе слово "блядь" потому, что для Бродского такая лексика вполне нормальна?

Она и для меня вполне нормальна.

Сохранилась ли у вас до сих пор внутренняя потребность в чтении стихов Бродского?

Конечно, я читаю его, и многое плавает в памяти. Я могла бы и не встретиться с ним, от этого ничего бы не изменилось.

Какое качество его поэзии вы бы выделили как главное?

Трансфокация. Он видел картину в целом, что для поэта — редкое качество, но видел и каждую деталь, миллион деталей, описывая сложноподчиненный и сложносочиненный мир. Такого количества деталей мир еще не знал. Бродский ощущал любое время как настоящее, и Тиберия, и династию Минь. XXI век казался ему, похоже, отвратительным, он явно не хотел в нем жить. Так и произошло. "Век скоро кончится, но раньше кончусь я".

— Вскоре после встречи с Бродским в Роттердаме вы написали стихотворение, ему посвященное. Я бы хотела завершить им нашу беседу.

* * *

И. Б.

Можете угрожать,

направлять Betacam,

я не буду рожать

и без любви не дам.

"Earl Grey" заварив,

на арденнскую ветчину

налетаю, как гриф,

не будучи хищником. Я так жду, тяну.

Протянув восемнадцать лет, наконец и вдруг

я протягиваю все свои восемнадцать рук,

не будучи спрутом, но по органу в год

вырастало от ожиданья, как Сонь и Тойот —

моя техника от японской не отстает

по опосредственности объятий.

Но теперь техника — за дверьми,

лучшее чудо из всех семи

позволяет нам целоваться. И жутко кстати:

можно пойти дальше, чем держит сердце,

двести ударов в минуту в одной кровати

может испепелить в двести граммов красного перца.

Уходи, уходи — говоря себе так,

как говорила другим, выходя сухой из атак,

я выхожу в другой мир. Имя ему — бардак,

воровство и шантаж, беспредел на крови,

и неправда, что жизнь дальновидней любви.

1989

ШЕЙМАС ХИНИ [135] , 30 МАРТА 2004, ЛОНДОН

Вы общались с Бродским с момента его прибытия в Англию (в июне 1972) до самой смерти. Не могли бы вы рассказать о ваших первой и последней встречах?