Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Вначале мы с ним сталкивались в Питере довольно часто. Мы с ним вдвоем любили заходить в кафе, которое называлось "Уют", частенько брали бутылочку вина, какую-то недорогую закуску и о чем-то болтали. Это не были серьезные разговоры об искусстве, это было милое времяпрепровождение, болтовня.

Бывал я в его необычной комнате, в которую нужно было входить через шкаф, служивший дверью: ты открывал дверцу шкафа, переступал и выходил из другой стороны шкафа в его комнату. Он любил все непохожее на общее, любил веселую шутливость. Когда впервые я вошел в его комнату, я увидел несколько энциклопедий, в том числе геологическую. Это меня поразило. Сейчас мне кажется, что он свое образование получил, читая разнообразные энциклопедии.

Он совершил еще один невероятный в те времена поступок: он вышел из седьмого класса во время урока и больше никогда не вернулся в среднюю школу. Поступок этот сверхневероятный, в него даже трудно поверить.

Позвольте вас поправить, Бродский ушел из школы из восьмого класса.

Я мог ошибиться, но, покинув школу, он пошел работать фрезеровщиком. Он не был кабинетным мальчиком, он не боялся грубой жизни. И при этом никогда не скрывал свою "рыжесть" и "картавость".

Разбирался ли Бродский в живописи?

Не думаю, что уж очень разбирался. Так же, наверное, как я в поэзии. Может быть, побольше, чем я в поэзии. Но мне было очень лестно, когда я показал ему свои картины, он отозвался о них с восторгом. Когда я много лет спустя побывал в Америке в его квартире, я с изумлением увидел на стене плакат, на котором была репродуцирована одна из моих картин. Мне это было лестно.

Вы поддерживали отношения с Бродским на Западе?

Да, мы виделись с ним довольно много раз и в Нью- Йорке, и в Париже, и даже в Венеции и Турине. Однажды, когда я прогуливался по Венеции, меня окликнул Иосиф. Это была случайная встреча. Он предложил сфотографироваться вместе. Мы стояли на знаменитой площади Сан-Марко, окруженные голубями. Фотограф, видимо, специально насыпал им корму. Бродский потом зашел за фотографиями и одну подарил мне. Она сейчас должна храниться в архиве Владимира Марамзина, которому я отдал ее на сохранение, так как сам не имею архива и ничего не сохраняю.

Я эту фотографию определенно где-то видела. Она была опубликована.

И еще одно воспоминание. Когда мы гуляли по Венеции, он спросил меня вдруг, не помню ли я наизусть одно стихотворение.

Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю[49]

.

Наизусть я его не помнил. Неожиданным для меня было и то, что именно это стихотворение, и просьба вспомнить его наизусть.

Вам не кажется, что последнее четверостишие этого стихотворения Пушкина Бродский мог бы вполне обратить на собственную жизнь? Ведь называл же он себя "исчадием ада"[50]. Вы сказали, что встречались с ним в Турине. Что делали там вы и что делал там Иосиф?